Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Ну, мои москвичи хорошие, вот я и кельнцем сделался. Город не сложный, и я в нем уже вполне сориентировался, хотя названий улиц не смотрю и не учу (как учил в Париже), чтобы не забивать себе память. ‹…› Погода с утра мерзкая, туманно, пасмурно и мелкий дождичек. Но все же, выпив кофе (советую делать это налево от вокзала, тотчас за виадуком, чашка 15 пф.), пошел сперва в собор, где служили мессу, было много возгласов и пения и ничего не видно. Для хора и гóлоса собор слишком гулок, реверберация длинна. Но для оргáна резонанс как раз хорош. В соборе всего один орган, и не очень большой (меньше нашего московского), но звучит прекрасно, и я думаю, что именно органу-то и лучше в гулком помещении, чем в нормальном зале. Он в соборе звучит очень задушевно, трогательно и красиво. Потом «забебил» отмолившуюся публику и духовенство, которое тут, всем скопом, увозят после службы на большущем желтом автобусе; сел на трамвай и поехал в Mülheim смотреть новый висячий мост[218]. Mülheim – новая часть Кельна, отделенная от него малозастроенными окраинами и сама по себе совершенно неинтересная. Мост же огромен (главный пролет, кажется 300 м), а так как кроме того он имеет жесткий нижний пояс, то в деталях получается совсем громадина. Он весь железный, выкрашен в красную краску, строение канатов параллельное, 37 тросов по 5 см (на глаз) каждый…

Очень интересные опоры, железо на железе… Я постарался «забебить» из него что мог. Затем на трамвае же вернулся в Кельн и пошел обедать. После же кормежки полез на «зайцево» левое ухо. Все путешествие состоит из 505 ступеней (сам считал) по винтовым лестницам и доводит до основания 8-гранной пирамиды башни, 100 м над землей и 57 м до верхушки. Все грани этих пирамид кружевные и прозрачные, что плохо видно и на снимках, и на самом деле, ежели глядеть снизу. Вид с верхушки необыкновенно широкий и красивый, но, к сожалению, все портил дождик и туманный воздух. Показывали нам и колоколá, интересные тем, что все они, включая и самый большой, качаются сами, как принято за границей, и приводятся в действие электромотором. Пономари упразднены совсем. Большой колокол (25 тонн) отлит в 1924 г. взамен реквизированного в 1918 г. на нужды войны. Состояние собора внушает большие опасения, так как камень очень выветривается. …Ну, моя биография за сегодня кончена; поэтому скажу только, что с нетерпением жду завтрашнего дня и встречи с вашими письмами, которые ждут меня всего в каких-нибудь 100 км отсюда! ‹…›

<Дортмунд, 5/XI>

‹…› Сегодня я был в Мюнстере и /W[219]; ездил с Атцлером на OPEL; это верст 70 от Dortmund. Было очень интересно, и компания уютная, но так устал, что уж опишу лучше завтра. На Нютиной открытке очень хорошо виден стиль города. Это Гаев, а Дортмунд – Лопахин, который понемногу прибирает к рукам Вестфальский вишневый сад. Гаев имеет университет, а Лопахин нет. Зато у Гаева 100 тысяч жителей. А у Лопахина 650. ‹…› Правый дом – ратуша – замечательный тем, 1) что я в нем сегодня обедал (вход в левую арку), и 2) тем, что в нем был подписан Вестфальский мир. Что до церкви… то она славится тем, что перекрещенцы назло католикам поотбивали в ней у всех статуй носы. ‹…› Дороги в Вестфалии превосходные: асфальт или камешковый узор, а пейзажи так себе, очень напоминают Стрешнево[220]. Впрочем, много каналов, в том числе известный Дортмунд-Эмский; причем нередко они идут по высоким насыпям, и ты ныряешь в авто под виадук в то время, как над головой тащится пароходик. Ну, до завтра! Всех-всех целую. Ваш Доктор

<Дортмунд, 7/XI>