Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

День мой сегодня был таков: утром до завтрака был в институте Roussel, обучал баб шлейки шить, и обтюратор делать, и аппаратуру раздобывать. …После завтрака поехал в последний раз в Conservatoire des Arts et Métiers[213], попрощаться с ней и разглядеть подробно фотоотдел. Во-первых, в Conservat. вернулись сейчас с какой-то выставки исторические аэропланы, которых я там не видел в прошлый раз. Там находятся: авион Адера (колоссальная летучая мышь), самолет Блерио, на коем он перелетел La Manche (малюсенькая авиетка), самолет Esnaut-Pelterie c колесами на концах крыльев, с которого он в 1908 году свалился, и самолет Berguet, с которым было не знаю что: не то вышел замуж, не то сломал ногу. Что касается фотоотдела, то там очень много всякой всячины, но общее впечатление и от этого отдела, и от всякого музея определенное: запущенность и отсутствие четкой системы, если хотите, консерватория напоминает мне музей из «машины времени» Уэллса – такая же пыль веков. Но материалы очень интересны. Вспомню кое-что, чтобы уцепиться потом, когда буду рассказывать устно. Во-1‐х, там множество всяких старинных аппаратов, но случайно и без системы (экспонаты вообще почти все жертвенные и по завещаниям). Аппараты 40‐х годов деревянные, с латунными объективными оправами странной формы, больше всего напоминающие положенные на бок кофейные мельницы. Аппараты 60‐х и 70‐х годов (мокрые процессы) имеют наверху кран или воронку из латуни и совсем не похожи на аппараты, а на какие-то аккумуляторы. Камеры 80‐х и 90‐х годов как раз такие, как Татьяна видела во сне (в одной витрине есть пустое место и на нем табличка: Appareil de 1884, pris à Moscou pour les rèves de Mme P.). Очень много исторически знаменитых снимков: 1) спектр, снятый Липманом в натуральных цветах и теперь еще, через 40 лет, блистающий всеми красками; 2) микроснимки на пленку, употреблявшиеся для голубиной почты по время осады Парижа; подлинные дагеротипы 1839 года на металле, очень поржавевшие и заплесневевшие (позор!!) – виды Парижа, что преинтересно, но уже трудно разобрать; занятные панорамные снимки.

Затем камеры-курьезы. Камера в галстухе с объективом-запонкой – новейшего времени для съемок в волжских условиях; аппараты восьмидесятых годов для полных круговых панорам (в одной объектив ездит кругом пленки, навернутой на барабан, в другой объектив цилиндрический, а наверху, внутри ‹…›стеклянного торуса, вертящаяся призма, и т. д.) ‹…› Завтра сбачу доклад, сделаю последние мелочи в городе (чемодан надо купить!) и тогда буду в отъезжающем настроении. Уеду в пятницу, т. е. послезавтра вечером. Ну, милые мои ребятки, спокойной ночи. Завтра не торопясь напишу всем по отдельности. Целую и приветствую искренне, потому что поскучиваю немножко. Ваш неисправимый Доктор

<Париж, 31/Х>

[214]

Мои хорошие ребятушки, вот и разделал я свой доклад; думаю, что теперь надо вам все доложить обстоятельно и по порядку. Правда?

Ну, вот. Разбудили меня сегодня ранехонько, в половину восьмого. Я не спеша встал (а выспался хорошо и снов никаких не видел) и оделся в свою визитку. Воображайте: черная, обшитая шелковой тесемкой, черный жилет, белая сорочка, стоячий воротник и серые полосатые брюки – как на картинке. Франт франтом, и в семье тети Мушки произвел фурор. И пузик не торчит.

Приехал в институт, конечно, загодя. Аппаратуру разложил, рисунки подобрал, на доске оглавление доклада написал. Понемногу стала собираться и публика. Ну, публика у меня отличная. Были из знакомых вам: Toulouse, Piéron, Lahy, Laugier, Безредка, их сотрудники; кроме того, тетя Мушка с обоими сынами, дядя Володя и даже старенькая тетя Тина. Всего было человек 60 – как на наших больших советах в ИОТе; по преимуществу врачи-невропатологи, физиологи и психологи из молодежи и т. д., в том числе не обошлось, конечно, и без доктора Рабиновича (разве может быть где-либо заседание без Рабиновича?). Старый Toulouse очень мило открыл заседание, сообщив, что такой-то, московский приват-доцент и проч., делает нам большую любезность сообщением о своих крайне интересных работах, которые он и его сотрудники ведут в Москве; что сей приват-доцент есть сын выдающегося ученого-психиатра, и в качестве такового изучал и психиатрию с неврологией, а потому все это особенно интересно. Тут похлопали немножко, ему и мне. Я начал после Messieurs et Mesdames c извинения за возможные ошибки в чужом для меня языке, а дальше поехал очень уверенно и свободно. Рассказывал больше часу без перерыва. По отзывам Безредки, тети Мушки и кое-кого из новых знакомых – коллег, выговор был безукоризненный, и изъяснялся ваш Доктор совсем свободно. Тетя Мушка слышала меня в первый раз и нашла, что я читаю как очень опытный лектор. Что до произношения, то я очень о нем заботился, так как ничего нет безобразнее ломаного языка, и, кажется, в самом деле достиг приличных результатов.

По существу же я спланировал доклад так:

1. Биомеханический метод:

а) принципиально-существенное

б) технически-существенное

2. Основные законы движения: