Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

По числу мест имеются 4 одеяла-пледа, которыми можно закутаться, а óкна совершенно заплаканы от все усиливающегося ливня. Вся машина – из волнистого серебристого алюминия. Я был единственный пассажир. Уселся на место «а», завернулся в плед, устроился преуютненько и стал ждать. В самом деле, топят отлично. После мозглой сырости стало совсем тепло и приятно. Несмотря на (мягко выражаясь) немногочисленность пассажиров, отбытие совершили по всем правилам. Вышел начальник станции с жезлом, в нужную минуту его поднял, и мы поехали. Сперва потихоньку вдоль аэродрома, к месту для разгона, потом повернули на разгонную дорожку, потом затрещали сразу октавой выше, дали ходу, в спину стала давить диванная спинка, шибче, шибче, 100 верст в час, 120 верст в час, по траве, еще, еще, что есть духу, мчим вовсю; ну а тут и трава стала не нужна: этак-то шибко можно и без травы! Ну, и пошли кверху понемножку, а потом выше и выше. Забыл рассказать: 1) у кресел есть толстые, очень примитивные, ремни-пояса, и по правилам полагается при взлете и приземлении их застегивать (на высоте – не обязательно). Я правила выполнил честно, но в данном случае это было ни к чему – аппарат шел спокойно, как волжский пароход; 2) к стенке кабины приделана металл. коробочка с ватой, которую рекомендуют засовывать в уши от треска. Я это и сделал.

Дортмунд обошли несколько сбоку, так что знакомых мест я не успел ни увидеть, ни разглядеть. Как только поднялись, от страшной встречной скорости воздуха смелó все «слезы» с окон, и стали они чистенькие. А я потом свое окно еще открыл, что гораздо интереснее. Аппарат идет очень «медленно». Ощущение скорости даже на самом верхнем мостике волжского парохода значительно больше. А тут почти не двигаешься с места. Поэтому очень странно, как, несмотря на это, быстро исчезают из вида одни группы предметов и появляются другие. Вот сейчас только обретались, почти неподвижно, над этим городком, с места не двигаясь, ползешь как улитка, а через пару минут и след его простыл. Вестфальский городок, видимый сверху, обязательно содержит следующее, независимо от своего размера или значения: 1) кирху одну, не готическую, а в стиле нашего «готического» складывания, я бы сказал – ромбоэдрическую; 2) паровозное депо круглое, на 20–30 стойл – одно; 3) дорогу светло-серую, обсаженную деревьями, – минимум одну; 4) завод с домнами – минимум один; 5) свалку с ямами и помоями – минимум одну. Во всех направлениях бегут мерклиновские поездочки; рельсовые пути похожи на скелет очищенной микроскопической рыбки. Если удается увидеть паровозик сзади, то он оказывается чрезвычайно похожим на кошку: такая же красненькая жопка, как у той, если у ней задран хвост. Ехать очень удобно, спокойно и тепло. Ни тряски, никаких неприятностей. Качнýло раза два при подъеме да раза 4 при спуске; а всю дорогу – ничего. Рейн с высоты довольно приличный, примерно с Клязьму у Владимира. На нем масса судов. Преобладают двухтрубные буксиры и узенькие черные баржи, которые годились бы в спасательные шлюпки для баржей волжских. О кельнских незадачах я уже писал, а завтра напишу подробно о следующих недостатках современного воздушного пути и о продолжении поездки; а сейчас, ребятки, уже поздно и спать пора. В заключение скажу только, что я разглядел типичную «конструкцию» Рейна и его отличие от Волги. Попросту: Волга – река равнинная, а Рейн – почти до самого Кельна – река горная. Ну, спокойной ночи, совсем сплю. Завтра буду продолжать. Всем привет, целую, будьте умники. Коля

Франкфурт-на-Майне, 29/XI

Нютушка, сегодня успел за день много вещей (какая обида, сегодня 1-я половина дня опять ясная и солнечная, и кругом все самолеты летают!). Утром зашла за мной Немцова, и мы пошли вместе к Simonson’у [Ernst Simonson], оказавшему мне уже привычный теперь здесь прием. Он очень любезен, все сразу хочет мне показать, а своего сотрудника Hebestreit’a, занимающегося биомеханикой, уезжающего по делам в Дрезден, хотел непременно вызвать телеграммой. Я мог его унять, только доказав, что увижусь с Hebestreit’ом в Дрездене. А в воскресенье он специально для меня наладит показ всяких своих лабораторных фильмов. От него пошли мы к Bethe, оказавшемуся не только не генералом, но обворожительным красавцем с седыми волосами – Дориан Греем. …Bethe принял нас чрезвычайно дружески и просто, водил по всему институту и проболтал добрых 2 часа. Смотрел у него остатки той установки, которую мы с Татьяной пытались воспроизвести в ЦИТе. От него зашли пообедать, и от 3 до 4 я был свободен. ‹…› Потом отправился опять к Симонсону, который показывал у себя все очень подробно, и у него просидел до сих пор. На завтра зван Bethe обедать (как всегда здесь, – в ресторан). Как вы понимаете, Франкфурта еще почти не успел увидеть и «бебиком» ничего не снимал. Может, успею завтра после обеда, но здесь рано темнеет! Поэтому накупил вам пока открыток. В воскресенье ужо после кино пойду глядеть. Коля