После успеха этого нашего первого шага мы решились на второй, почти такой же рискованный. Мы начали долгую и подробную дискуссию по поводу самого обвинительного заключения. Мы утверждали, среди прочего, что обвинение было расплывчатым и лишенным конкретики. Мы также утверждали, что для доказательства государственной измены необходимо подтвердить планирование насилия с нашей стороны и что обвинение должно привести конкретные примеры того, что мы намеревались действовать насильственно. Как результат, все судьи согласились с нашими аргументами. В августе суд отменил одно из двух обвинений, выдвинутых против нас в рамках Закона о подавлении коммунизма. 13 октября, еще после двух месяцев юридических дискуссий и споров, обвинение внезапно объявило о полном снятии обвинительного заключения против нас. Это было крайне неожиданно, однако мы слишком хорошо знали коварство властей, чтобы праздновать победу. И мы оказались правы: месяц спустя обвинение выдвинуло новое, более тщательно сформулированное обвинительное заключение, объявив, что судебный процесс сейчас будет продолжаться только в отношении тридцати обвиняемых, а остальных будут судить позже. Я был в числе первых тридцати. Все они являлись членами руководства Африканского национального конгресса.
Согласно новому обвинительному заключению, обвинение теперь было намерено доказать, что мы планировали применять насилие. Как выразился Освальд Пироу, «обвиняемые знали, что достижение целей Хартии свободы обязательно повлечет за собой насильственное свержение существующей власти». Юридические дискуссии продолжались до середины 1959 года, когда суд отклонил обвинительное заключение в отношении оставшихся шестидесяти одного обвиняемого. В течение нескольких месяцев деятельность сторон в зале суда представляла собой изощренные юридические маневры. Несмотря на успехи защиты в демонстрации шаткости правительственного иска, обвинение проявляло упрямство и настойчивость. Как заявил министр юстиции, «этот судебный процесс будет продолжаться вне зависимости от того, сколько миллионов фунтов это будет стоить. Какая разница, сколько времени это займет?»
Сразу после полуночи 4 февраля 1958 года, вернувшись домой после рабочей встречи, я обнаружил, что у Винни вот-вот начнутся роды, и поспешил с ней в больницу Барагванатха, однако там мне сказали, что схватки пока еще преждевременны. Я оставался в больнице до тех пор, пока мне не пришлось поехать на суд в Преторию. Сразу после окончания судебного заседания я поспешил в Йоханнесбург вместе с Думой Нокве – и обнаружил, что мать и новорожденная дочь чувствуют себя прекрасно. Я держал на руках свою новую дочь и думал, как мне назвать ее. Один из моих родственников, вождь Мдинги, предложил имя Зенани, что означает «Что вы принесли в наш мир?» Это поэтическое имя, содержащее определенный вызов, предполагает, что каждый должен внести свой вклад в наше общество. Это такое имя, которым человек не только обладает, но и должен соответствовать ему.
Из Транскея приехала моя мать, чтобы помочь Винни. Она хотела крестить Зенани по баптистским традициям народа коса, пригласив
Как только Винни пришла в себя после родов, я решил научить ее водить машину. В те дни это было исключительно мужским делом, и на месте водителя нечасто можно было увидеть женщину-африканку. Однако Винни всегда была независимой, она охотно училась, а умение водить машину пошло бы ей только на пользу, потому что я часто отсутствовал и не мог сам отвозить ее туда, куда ей было необходимо. Возможно, я был слишком нетерпеливым учителем или же у меня был слишком упрямый ученик, но когда я давал уроки Винни на относительно тихой дороге в Орландо, мы не могли справиться с переключением передач без ссоры. Наконец, после того как она проигнорировала все мои рекомендации, я выскочил из машины и пошел домой пешком. Похоже, Винни чувствовала себя без моей опеки гораздо лучше, потому что в течение следующего часа она продолжала самостоятельно (и весьма успешно) ездить по городу. К тому времени мы оба уже были готовы помириться, и впоследствии мы часто смеялись над этой историей.