Рэймонд Мхлаба являлся одним из ведущих деятелей филиала Африканского национального конгресса и формирований «Умконто ве сизве» в восточных районах Капской провинции, однако, поскольку у гособвинения не было серьезных доказательств его виновности, он решил отрицать, что входил в состав наших формирований и что-либо знал о подрывной деятельности. Мы все решили, что ни Элиас Мотсоаледи, обвиняемый номер девять, ни Эндрю Млангени, обвиняемый номер десять, также не должны свидетельствовать против себя. Они были членами наших формирований невысокого уровня и мало что могли добавить к тому, что уже было сказано другими обвиняемыми. Власти не смогли сломать Элиаса Мотсоаледи, хотя его избивали и пытали в тюрьме, о чем он сделал заявление в суде. Эндрю Млангени, последний обвиняемый, сделал заявление не под присягой, признав, что он передавал сообщения и инструкции для формирований «Умконто ве сизве», переодевшись для этого священником. Он также сообщил суду, что в тюрьме его избивали и пытали электрическим током. Эндрю был последним свидетелем. Стороне защиты больше было нечего добавить, она завершила давать свои показания. Теперь осталось только выслушать заключительные речи сторон, а затем предстояло решение суда.
20 мая Перси Ютар раздал журналистам дюжину томов своей заключительной речи, которая была переплетена в синюю кожу. Стороне защиты достался один экземпляр. Хотя оформление этого документа было прекрасным, сама речь представляла собой искаженное резюме вступительной речи прокурора. Она не объясняла обвинительного заключения, не содержала оценок приведенных доказательств. Вместо этого она была насыщена эмоциональными оскорблениями и личными выпадами. В какой-то момент Перси Ютар, в частности, заявил: «Обман обвиняемых просто поразителен. Хотя их народности представляют едва ли один процент группы народов банту, обвиняемые взяли на себя смелость поведать всему миру, что африканцы в Южной Африке подавляются, угнетаются и жестоко эксплуатируются». Даже судья Куарт де Вет, казалось, был озадачен речью прокурора. В какой-то момент он прервал его:
– Мистер Ютар, признаете ли вы, что вам не удалось доказать, что решение об организации партизанской войны когда-либо было принято?
Перси Ютар был ошеломлен, он предполагал как раз обратное. Мы тоже были крайне удивлены, потому что вопрос судьи вселил в нас некоторую надежду. Прокурор, запинаясь, сообщил суду, что доказана подготовка к организации партизанской войны.
– Да, я знаю это, – нетерпеливо ответил Куарт де Вет, – и защита это признает. Наряду с этим обвиняемые утверждают, что до своего ареста они не принимали никакого решения по организации партизанской войны. Я так понимаю, что у вас нет доказательств, способных опровергнуть их утверждение. Вы признаете это?
– Как пожелает Ваша честь, – произнес Перси Ютар сдавленным голосом.
Прокурор завершил свою заключительную речь заявлением, что речь идет не только «преимущественно» о государственной измене, но и об убийствах и покушениях на убийства (ни то, ни другое не упоминалось в обвинительном заключении). В порыве вдохновения он добавил: «Я беру на себя смелость заявить, что каждое конкретное утверждение в обвинительном заключении было доказано». Хотя он знал, что это было явной ложью.
Адвокат стороны защиты Артур Часкалсон поднялся первым, чтобы ответить на некоторые юридические вопросы, поднятые обвинением. Он отверг утверждение Перси Ютара о том, что в ходе судебного процесса рассматривались какие-либо вопросы, имеющие отношение к убийствам, и напомнил суду о четкой установке командования «Умконто ве сизве», которая заключалась в том, чтобы при проведении любых акций исключить вероятность человеческих жертв. Когда Артур начал объяснять, что, таким образом, к тем диверсионным актам со смертельным исходом, в которых обвинялись мы, причастны другие структуры, Куарт де Вет прервал его, заявив, что он уже принял это как факт. Это была еще одна наша неожиданная победа.
Следующим выступил Брэм Фишер, который был готов ответить на два самых серьезных утверждения гособвинения: что мы приняли решение об организации партизанской войны и что Африканский национальный конгресс и «Умконто ве сизве» являлись единой структурой. Хотя Куарт де Вет уже заявил, что, по его мнению, решение по ведению партизанской войны не было принято, мы, тем не менее, не хотели рисковать. Однако когда Брэм приступил к первому пункту, Куарт де Вет несколько раздраженно прервал его: «Я полагал, что достаточно ясно выразил свою мысль. Я согласен с тем, что по организации партизанской войны не было принято никакого решения и не было определено никакой даты по ее началу».