Получение нами учебников в тюремных условиях вообще было большой проблемой. Ты мог подать заявку в какую-нибудь южноафриканскую библиотеку на учебник по договорному праву. Твой запрос обрабатывали, а затем учебник отправляли тебе по почте. Но из-за причуд почтовой системы, удаленности острова и, как правило, умышленной медлительности тюремных цензоров учебник попадал к тебе после той даты, когда его нужно было вернуть в библиотеку. Если эти сроки прошли, то надзиратели имели право отправить учебник обратно, даже не показав его тебе. Таким образом, можно было получить штраф за промедление с возвратом учебника, даже не получив его на руки.
Кроме учебников, теоретически нам было разрешено также заказывать публикации, необходимые для нашей учебы. Тюремные власти проявляли чрезвычайную строгость в этом отношении, и единственной публикацией, которая могла бы пройти их проверку, был бы ежеквартальный журнал по актуарной науке[80]
для заключенных, изучающих бухгалтерский учет. Как-то Мак Махарадж предложил своему коллеге, который изучал экономику, подать заявку на издание «Экономист». Мы в ответ рассмеялись и сказали, что с таким же успехом можно запросить журнал «Тайм», потому что «Экономист» тоже являлся новостным еженедельником. Однако Мак Махарадж улыбнулся и предположил, что тюремные власти этого не поймут, так как они судят об издании лишь по его названию. Мы целый месяца получали журнал «Экономист» и жадно читали публиковавшиеся в нем новости. Однако тюремная администрация вскоре обнаружила свою ошибку и прекратила эту подписку.Как только большинство заключенных начали учиться, мы обнаружили, что лишены минимальных удобств, необходимых для учебы, таких как столы и стулья. Я подал соответствующую жалобу в Международный комитет Красного Креста, после чего тюремные власти соорудили в каждой камере что-то вроде конторки в виде простой деревянной доски, которая выступала из стены примерно на уровне груди.
Это было не совсем то, что нам требовалось. После утомительного рабочего дня в карьере у нас уже просто не оставалось сил стоять за такой конторкой. Многие из нас жаловались на этот предмет мебели, и Ахмед Катрада в том числе. Он заявил представителю тюремной администрации, что смонтированные у нас в камерах конторки не только неудобны сами по себе, но они еще и наклонены так круто, что учебники падают с них. Вскоре после этого в камеру к Ахмеду Катраде неожиданно зашел сотрудник администрации, попросил у него учебник и бросил его на конторку. Учебник остался лежать на доске, вмонтированной в тюремную стену. Тюремщик попросил Ахмеда еще один учебник и положил его поверх первого – и снова ничего не произошло. Наконец, соорудив на доске стопку из четырех книг, тюремщик повернулся к сконфуженному Ахмеду и сказал: «Видишь, с этими столами все в порядке», – и вышел. Правда, где-то через полгода тюремные власти все же смягчились, и нам предоставили трехногие деревянные табуреты, а столы-конторки опустили по уровню.
Одна из жалоб, которую я озвучил Международному комитету Красного Креста, касалась того, что надзиратели практикуют необоснованные обвинения в наш адрес. В частности, надзиратель мог заявить, что заключенный нарушил определенное правило, что наказывалось изоляцией, сокращением порции еды или ограничением наших прав. Надзиратели, как правило, относились к такой практике достаточно осторожно, поскольку, когда заключенному предъявлялось такого рода обвинение, он мог инициировать судебное слушание, и в зависимости от серьезности его проступка из Кейптауна вызывался магистрат. В то же время тюремные власти зачастую отказывались организовывать судебные слушания по таким вопросам. Вскоре после того, как я пожаловался в Международный комитет Красного Креста по этому поводу, мне самому довелось столкнуться с этой проблемой. Правда, этот инцидент спустя какое-то время был исчерпан.
По выходным в течение нашего первого года пребывания на острове Роббен нас весь день держали в камерах, разрешая лишь полчаса заниматься в тюремном дворе физическими упражнениями. Однажды в субботу, возвратившись к себе в камеру после таких физических занятий, я заметил, что надзиратель оставил газету на скамейке в конце тюремного коридора. Этот надзиратель довольно дружелюбно относился к нам, и я предположил, что эту газету он оставил там не случайно.