Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Однажды летом 1965 года мы обнаружили в нашей каше на завтрак немного жира, а в кашице на ужин – кусочки мяса. На следующий день некоторые заключенные получили новые тюремные робы. Охранники на известняковом карьере и надзиратели в нашей секции неожиданно стали чуть более почтительными к нам. Все это было весьма подозрительно, поскольку мы прекрасно знали, что в тюрьме никакое улучшение содержания не происходит без той или иной причины. На следующий день нас уведомили о том, что на остров Роббен прибудет представитель Международного комитета Красного Креста.

Это было крайне важное событие, более важное, чем предыдущие визиты к нам различных международных представителей. Международный комитет Красного Креста являлся ответственной и независимой международной организацией, к мнению которой прислушивались западные державы и Организация Объединенных Наций. Тюремные власти тоже уважали Международный комитет Красного Креста. Под уважением я в данном случае подразумеваю страх, потому что тюремная администрация уважала только то, чего она боялась. В целом тюремные власти не доверяли никаким организациям и структурам, которые могли повлиять на мировое общественное мнение, и рассматривали их не как законных дознавателей, с которыми необходимо честно сотрудничать, а как незваных гостей, назойливых нарушителей тюремного спокойствия, которых (если только имеется такая возможность) следует обмануть. Главной целью тюремной администрации было избежать осуждения своих действий (и действий правительства) со стороны международной общественности.

В те годы Международный комитет Красного Креста был единственной организацией, которая не только выслушивала наши жалобы, но и реагировала на них. С учетом того что тюремные власти просто игнорировали нас, это было крайне важно. Тюремные правила требовали, чтобы администрация предусмотрела определенную официальную процедуру для приема жалоб заключенных. Тюремная администрация разработала такую процедуру, которая, однако, отличалась полным формализмом. Каждую субботу утром главный надзиратель приходил в нашу секцию и выкрикивал: «Klagtes en Versoeke! Klagtes en Versoeke!» («Жалобы и просьбы! Жалобы и просьбы!») Те из нас, у кого были эти самые klagtes и versoeke (а они были практически у всех заключенных), выстраивались в очередь к главному надзирателю. Один за другим мы подавали официальные жалобы на еду, одежду, количество посещений. Каждому из нас главный надзиратель кивал головой и просто отвечал: «Да, да», – а затем вызывал: «Следующий!» Он даже не записывал наших жалоб. Если же мы пытались выступить от имени наших организаций, то надзиратели кричали в ответ: «Здесь нет ни Африканского национального конгресса, ни Панафриканского конгресса! Verstaan?» («Понятно?»)

Незадолго до визита представителя Международного комитета Красного Креста мы представили официальный список своих претензий специальному уполномоченному по исправительным учреждениям. В то время нам разрешали писать карандашом на бумаге только свои личные письма. Тем не менее, тайно посоветовавшись друг с другом в карьере и в туалете, мы составили на бумаге такой список. Однако главный надзиратель отказался брать его, обвинив нас в нарушении существующих тюремных правил. В качестве одной из жалоб в Международный комитет Красного Креста мы указали, что тюремные власти не прислушиваются к нашим претензиям.

Для встречи с представителем Международного комитета Красного Креста меня вызвали в тюремную канцелярию. Международным представителем оказался мистер Сенн, бывший директор исправительных учреждений в своей родной Швеции, который затем эмигрировал в Родезию (в последующие годы он неоднократно посещал нас). Это был довольно нервный мужчина лет пятидесяти пяти, который, казалось, чувствовал себя не совсем комфортно в роли представителя международной организации.

На нашей встрече не было сотрудников тюремной администрации острова Роббен, что являлось принципиальным отличием от всех остальных наших посещений. Мистер Сенн попросил изложить все наши жалобы и претензии и выслушал их очень внимательно, делая подробные заметки. Он был очень вежлив и поблагодарил меня за все, что я ему рассказал. Тем не менее его первый визит отличался напряженной атмосферой. Никто из нас двоих не знал, чего можно ожидать друг от друга.

Я воспользовался этим случаем, чтобы пожаловаться на тюремные правила в отношении нашей одежды. Я заявил, что мы не хотим носить шорты и нуждаемся в надлежащей одежде, включая носки и нижнее белье, которых мы тогда были лишены. Я высказал также жалобы по поводу качества еды, количества посещений и писем, учебы, физических занятий, тяжелых работ и поведения надзирателей. Наряду с этим я упомянул некоторые просьбы, которые, как я знал, власти никогда не удовлетворят. Речь шла, например, о возможности перевода в тюрьмы поближе к нашим домам.