Дело обычно происходило следующим образом. Я тайно получал записку от заключенного секций F или G с просьбой о помощи. Затем я запрашивал подробности его дела, включая конкретные пункты обвинения, доказательства, представленные прокурором, и показания в ходе судебного процесса. С учетом негласного характера обмена этой информацией необходимые сведения поступали ко мне достаточно медленно и порционно. Стандартная консультация, которая проходила в моем прежнем офисе юридической компании «Мандела и Тамбо» не более получаса, в тюрьме на острове Роббен могла занять год или даже более того.
Я советовал своим «клиентам» написать письмо в регистратуру Верховного суда с просьбой представить отчет по их делу. Согласно моей рекомендации, заключенным следовало сообщить секретарю регистратуры, что у них весьма ограниченные средства и что они хотели бы получить необходимые документы бесплатно. Иногда регистраторы проявляли любезность и, действительно, предоставляли все материалы судебного дела без оплаты.
Как только в моем распоряжении появлялся отчет судебного дела, я мог подать апелляцию, основанием для которой обычно являлись некоторые судебные нарушения, такие как предвзятость суда, отклонения от процедуры ведения судебного процесса или недостаточность представленных доказательств. Я писал письмо в адрес судьи или магистрата (своей рукой), а затем отправлял его заключенному. Поскольку для меня выступать в качестве адвоката являлось нарушением тюремных правил, я просил заключенного переписать мой текст своей рукой. Если он не умел писать (а многие заключенные не умели), то я подсказывал ему, чтобы он нашел кого-нибудь (кроме меня), кто мог бы это сделать за него.
Мне нравилось поддерживать свои юридические навыки на должном уровне. В некоторых случаях были либо отменены судебные вердикты, либо сокращены вынесенные судебные приговоры. Это я расценивал как весьма отрадные для себя (и для своих негласных подзащитных) победы. Тюрьма создана для того, чтобы заставить человека чувствовать себя беспомощным, а это был один из немногих способов изменить данную систему. Преимущественно я никогда не встречался с теми заключенными, ради которых работал, но иногда, совершенно неожиданно, заключенный, который привозил нам на обед маисовую кашу, шептал мне «спасибо» за все то, что я проделал от его имени.
77
Преследование властями моей жены не прекращалось. В 1972 году полицейские из службы безопасности вышибли дверь дома номер 8115 на Орландо-Уэст. В окна нашего дома летели кирпичи. У его входной двери внезапно раздавались выстрелы. В 1974 году Винни обвинили в нарушении правительственных запретов в отношении нее (речь шла о запрете на посещения кого-либо, кроме ее детей и врача). Она в то время работала в адвокатской конторе, и ее подруга привела Зенани и Зиндзи повидаться с ней во время обеденного перерыва. За это в адрес Винни выдвинули обвинение в нарушении установленных правил, а затем приговорили к шести месяцам лишения свободы. Ее посадили в тюрьму Кроонстада в провинции Оранжевое Свободное государство. Следует признать, что ее опыт пребывания там на этот раз был не таким ужасным, как опыт ее предыдущего нахождения в тюрьме «Претория Локал». Винни написала мне, что чувствует себя теперь в тюрьме совершенно свободной, и это послужило подтверждением ее приверженности борьбе за свободу. Власти разрешили Зиндзи и Зенани навещать ее по воскресеньям.
Когда Винни в 1975 году освободили, нам удалось с помощью писем и наших адвокатов разработать план, как мне встретиться с Зиндзи. Тюремные правила гласят, что заключенного не могут навещать дети в возрасте от двух до шестнадцати лет. Когда я попал в тюрьму на остров Роббен, все мои дети находились в этом состоянии возрастных ограничений. Данное правило обосновывалось тем, что посещение тюрьмы негативно сказывается на чувствительной психике детей. Но отсутствие таких посещений воздействовало на заключенных не менее негативно. Не иметь возможности видеть своих детей – источник глубокой депрессии для осужденного.
В 1975 году Зиндзи исполнилось пятнадцать лет. Наш план состоял в том, чтобы изменить документы о ее рождении, чтобы показать, что девочке уже шестнадцать лет, а не пятнадцать, и поэтому она может встретиться со мной. Записи о рождении чернокожих африканцев ведутся не слишком организованно, и Винни обнаружила, что нетрудно изменить документы Зиндзи, чтобы показать, что она родилась годом раньше. Она подала соответствующее заявление, и оно было одобрено.
За несколько недель до запланированного визита Зиндзи, в декабре 1975 года, у меня было заранее намеченное посещение матери Винни. Когда я сидел напротив нее в зоне для посещений, я сказал ей: «Мама, я очень взволнован, потому что я собираюсь увидеть Зиндзи». Моя свекровь, бывшая учительница, посмотрела на меня с некоторым удивлением, а затем довольно раздраженно заявила: «Нет, Зиндзи не может прийти к тебе, потому что ей еще нет шестнадцати лет».