Примерно через час подполковник остановил машину перед небольшим магазином на тихой улице и спросил меня: «Не хотите ли выпить чего-нибудь холодного?» Я кивнул в ответ, и он исчез внутри магазина. Я остался в машине один. В первые несколько мгновений я не думал о сложившейся ситуации, но по мере того, как время шло, меня все больше охватывало волнение. Впервые за двадцать два года я оказался на воле – и без охраны. Мне стали рисоваться картины, как я открываю дверь и выпрыгиваю из машины, а затем стремительно бегу – до тех пор, пока не исчезаю из виду. Что-то побуждало меня решиться на такой поступок. Я заметил лесистую местность недалеко от дороги, где можно было бы спрятаться. Я весь взмок от напряжения. Куда делся подполковник? Однако затем я взял себя в руки, поняв: такой поступок был бы неразумным и безответственным, не говоря уже о степени риска. Вполне возможно, что вся эта ситуация была специально подстроена, чтобы попытаться спровоцировать меня на побег – хотя не думаю, что это было так. Спустя некоторое время я испытал огромное облегчение, увидев, что подполковник возвращается к машине с двумя банками «Кока-колы».
Как оказалось, тот экскурсионный день в Кейптауне стал первым в целой серии последующих экскурсий. В течение нескольких месяцев после этого я не просто ездил вместе с подполковником по улицам Кейптауна, но и осматривал достопримечательности города, его прекрасные пляжи и обступавшие его прохладные горы. Вскоре и младшим офицерам разрешили водить меня по окрестностям тюрьмы «Полсмур». В их сопровождении я часто посещал так называемые гаражи – небольшие участки на краю тюремной территории, где выращивали урожай для тюремной кухни. Мне нравилось быть на природе, видеть горизонт, чувствовать солнце на своих плечах.
Однажды я пошел на прогулку по близлежащим полям вместе с капитаном, и, возвращаясь, мы завернули в конюшни. За лошадьми ухаживали двое молодых белых мужчин в комбинезонах. Я подошел к ним, похвалил одно из животных и спросил у парня: «А как зовут эту лошадь?» Молодой человек почему-то сильно нервничал и старался не смотреть в мою сторону. Он пробормотал имя лошади, но не мне, а капитану. Затем я поинтересовался у другого парня, как зовут его лошадь – у него было точно такая же реакция.
Возвращаясь в тюрьму, я решил прокомментировать странное, как мне показалось, поведение этих двух молодых людей. Капитан в ответ рассмеялся: «Мандела, а ты разве не знаешь, кто эти парни?» Я сказал, что нет. Тогда капитан объяснил мне: «Они белые заключенные, и их никогда раньше не допрашивал чернокожий заключенный в присутствии белого офицера».
Некоторые из младших офицеров брали меня на прогулку достаточно далеко. Мы иногда прогуливались по пляжу и даже останавливались в кафе, чтобы выпить чаю. В таких местах я часто пытался понять, узнают ли меня окружающие, но такого никогда не происходило. Это было и неудивительно, так как последний раз моя фотография была опубликована в 1962 году.
Эти прогулки были весьма поучительными во многих отношениях. Прежде всего, я смог увидеть, как изменилась жизнь за время моего тюремного заключения. Кроме того, поскольку мы бывали в основном в районах для белых, я отмечал благосостояние белого населения. Хотя страна была охвачена беспорядками, а африканские поселки находились на грани открытой войны, жизнь белых протекала спокойно и безмятежно. На белое население обострение внутриполитических проблем никак не повлияло. Однажды один из младших офицеров, уорент-офицер Брэнд, весьма приятный молодой человек, даже привел меня к себе домой и представил своей жене и детям. С тех пор я каждый год посылал его детям рождественские открытки.
Как бы мне ни нравились эти прогулки, экскурсии и знакомства, я прекрасно понимал, что власти стремились не только развлечь меня, они преследовали другую цель. Как мне казалось, они хотели, чтобы я адаптировался к современной жизни в Южной Африке. Возможно, в то же время они добивались, чтобы я привык к той небольшой порции свободы, которую мне предоставляли, чтобы в последующем, желая получить полную свободу, пойти на компромисс.
92