Я как адвокат в ходе судебных заседаний мог выступать достаточно ярко. Было бы неверно считать, что я играл роль чернокожего в суде белых. На самом деле я стремился вести себя таким образом, чтобы создалось впечатление, будто все остальные (и белые, и черные) являлись гостями в моем суде. При рассмотрении дела я часто делал размашистые жесты и использовал высокопарные выражения. Я был весьма скрупулезен в отношении регламента ведения судебных заседаний, но иногда прибегал к нетрадиционной тактике при допросе свидетелей. Мне нравились перекрестные допросы, и я часто играл на напряженности в отношениях между разными расовыми группами. При проведении судебных заседаний с моим участием зона для зрителей обычно была переполнена, потому что местные жители из числа чернокожих африканцев знали, что наверняка получат сильные эмоции. Судебные заседания являлись для них источником развлечения.
Вспоминается, как однажды я защищал чернокожую африканку, работавшую в городе домашней прислугой. Ее обвинили в краже одежды ее «мадам». Якобы похищенная одежда была выложена в зале судебных заседаний на столе. После того как «мадам» дала показания, я начал свой перекрестный допрос. Подойдя к столу с вещественными доказательствами, я внимательно осмотрел одежду, а затем кончиком карандаша взял предмет женского нижнего белья. Я медленно повернулся к свидетельнице, помахивая трусиками, и спросил ее: «Мадам, это… ваши?» «Нет!» – быстро ответила она, не решившись от смущения признать, что они принадлежали ей. Приняв во внимание ее ответ, а также другие расхождения в ее показаниях, судья прекратил дело.
17
В четырех милях к западу от центра Йоханнесбурга, на скалистом выступе, возвышающемся над городом, расположен африканский поселок Софьятаун. Преподобный Тревор Хадлстон, большой друг жителей поселка, однажды сравнил Софьятаун с итальянским городком на холмах. Издалека это место действительно обладало немалым очарованием: тесно расположенные дома с красными крышами, клубящийся вверх, в розовое небо, дым, высокие и стройные эвкалипты, окружавшие поселок. Вблизи, однако, можно было увидеть нищету и убожество, в которых жили обитатели Софьятауна. Улицы – узкие и немощеные, каждый участок земли был заполнен десятками лачуг, тесно лепившихся друг к другу.
Софьятаун был частью так называемых поселков Западных районов, в состав которых входили также поселки Мартиндейл и Ньюклэр. Этот район изначально предназначался для белых, и застройщик возвел там несколько домов для белых покупателей. Однако из-за муниципальной свалки мусора в этом районе белые предпочли жить в другом месте. Застройщик с большой неохотой продал свои дома чернокожим африканцам. Софьятаун являлся одним из немногих мест в провинции Трансвааль, где чернокожие африканцы могли до принятия Закона о консолидации коренных жителей (городских районов) 1923 года приобретать земельные участки. Многие из этих старых кирпичных и каменных домов с верандами под жестяными крышами еще остались в Софьятауне, придавая поселку вид доброго Старого Света. По мере роста промышленности в районе Йоханнесбурга Софьятаун стал пристанищем для быстро растущей африканской рабочей силы. Он был удобно расположен, поскольку находился близко к городу. Рабочие жили в лачугах, возведенных на дворах старых домов. В одной лачуге могло тесниться несколько семей, а пользоваться одним водопроводным краном – до сорока человек. Несмотря на бедность Софьятауна, у него был особый статус. Для чернокожих африканцев он был все равно что левый берег Сены для парижан или Гринвич-Виллидж для жителей Нью-Йорка – домом писателей, художников, врачей и юристов. Он был одновременно богемным и традиционно консервативным, живым и степенно-чинным. Здесь уживались бок о бок А. Б. Ксума, который успешно вел в этом поселке свою врачебную практику, и различные
Программа ликвидации Западных районов в Йоханнесбурге означала выселение жителей Софьятауна, Мартиндейла и Ньюклэра с общей численностью населения от 60 000 до 100 000 человек. В 1953 году националистическое правительство Даниэля Малана приобрело в тринадцати милях от города участок земли под названием «Медоулендс»[39]
для размещения там лиц, выселенных из Западных районов, по семи различным этническим группам. В качестве оправдания своим действиям правительство привело необходимость ликвидации трущоб. Власти всегда приводили этот аргумент при реализации своей политики, которая рассматривала все городские районы как районы для белых, в которых чернокожие африканцы считались лишь временными жителями.