Визит Уолтера вызвал целую бурю возмущения в Исполкоме АНК. Я лично передавал руководству Африканского национального конгресса вынужденные извинения Сисулу. При этом я решил не упоминать о своем негласном поручении. Альберт Лутули заявил о пренебрежении кодексом поведения АНК, а профессор З. К. Мэтьюс выразил тревогу по поводу посещения Уолтером одной их социалистических стран. Исполком АНК скептически отнесся к мотивам действий Уолтера и поставил под сомнение мои объяснения в этой связи. Было высказано предложение официально осудить Уолтера и меня, но в конце концов от этого намерения решили отказаться.
Уолтеру удалось посетить Китай, руководство которого тепло приняло его. Китайцы выразили поддержку нашей борьбе, но проявили осторожность и сдержанность, когда Уолтер завел речь о вооруженной борьбе. Они предупредили его, что вооруженная борьба является чрезвычайно серьезным предприятием, и позволили себе усомниться в том, что наше движение за освобождение достаточно созрело, чтобы оправдать такой принципиальный шаг. Как результат, Уолтер вернулся ободренным, но без оружия.
18
В Йоханнесбурге я приобрел навыки и привычки жителя большого города. Я носил элегантные костюмы, водил огромный «Олдсмобиль» и хорошо ориентировался в городских закоулках. Я ежедневно ездил на работу в офис в центре города. Однако в душе я оставался деревенским парнем, и ничто так не поднимало мне настроение, как голубое небо, открытое поле и зеленая трава. В сентябре, когда истек срок правительственного запрета в отношении меня, я решил воспользоваться своей свободой и получить какую-то передышку от города. Поэтому я взялся за одно юридическое дело в небольшой деревушке Вильерс в провинции Оранжевое Свободное государство.
Поездка в провинцию Оранжевое Свободное государство из Йоханнесбурга обычно занимала несколько часов, и я отправился в путь из Орландо в три часа ночи. Это всегда было моим любимым временем для отъезда из мегаполиса. В любом случае, я привык вставать рано, а в три часа ночи дороги пусты, и можно побыть наедине со своими мыслями. Мне нравится наблюдать за наступлением рассвета, за сменой дня и ночи, это всегда величественное зрелище. Кроме того, это удобный час для отъезда, потому что полиции обычно в это время нигде не видно.
Провинция Оранжевое Свободное государство всегда оказывала на меня магическое воздействие – несмотря на то, что некоторые наиболее расистские элементы белого населения считают эту провинцию, которая в результате реформы 1994 года стала называться «провинция Фри-Стейт», своим домом. С ее плоским пыльным ландшафтом, тянущимся насколько хватает глаз, с огромным голубым небом над головой и бесконечными полосами желтых полей маиса и зарослей кустарников, она радовала мое сердце независимо от моего настроения. Находясь здесь, я чувствовал, что ничто не может наглухо запереть меня в четырех стенах, что мои мысли всегда будут свободны и безграничны, как эти необозримые просторы.
Пейзажи за окном автомобиля неизбежно напоминали о Кристиане де Вете, одаренном бурском генерале и политике, предводителе бурских повстанцев, который в последние месяцы Второй англо-бурской войны одолел англичан в десятках сражений. Бесстрашный, гордый и проницательный, он стал бы одним из моих героев, если бы боролся за права всех южноафриканцев, а не только африканеров. Он продемонстрировал мужество и находчивость проигравшего, а также силу менее оснащенных, но патриотически настроенных отрядов против отлаженной военной машины противника. Пока я ехал, я представлял себе, где здесь могли бы находиться тайные лагеря армии генерала де Вета, и задавался вопросом, используют ли эти убежища когда-нибудь африканские повстанцы.
Поездка в Вильерс взбодрила меня, и я испытывал ложное чувство безопасности, входя утром 3 сентября в небольшое здание местного суда. Внутри я обнаружил, что меня уже ждет группа полицейских. Не говоря ни слова, они вручили мне правительственное постановление, которое в соответствии с Законом о подавлении коммунизма предписывало мне выйти из Африканского национального конгресса, ограничивало мои передвижения районом Йоханнесбурга и запрещало мне посещать любые собрания в течение двух лет. Я ожидал, что такие меры рано или поздно последуют, но никак не предполагал, что получу такое предписание в отдаленной деревушке Вильерс.
Мне было тридцать пять лет, и эти новые, более суровые запреты символически завершили мое почти десятилетнее сотрудничество с Африканским национальным конгрессом. Эти годы стали временем моего политического пробуждения и роста, а также моей крепнущей приверженности освободительной борьбе, которая стала самой моей жизнью. Отныне все мои действия в интересах АНК и борьбы за освобождение африканцев станут тайными и, с точки зрения националистического правительства, незаконными. Как только мне вручили постановление, я должен был немедленно вернуться в Йоханнесбург.