Долгая дорога в дюнах-II

— Не совсем так, Клебер, — понизил голос Зингрубер. — Через час, в крайнем случае через два это должно попасть к нашим коллегам… С той стороны. Вы хорошо меня поняли, Пьер?

— Понял, шеф. Только, боюсь, это не покажется нашим «коллегам» вполне убедительным.

— Черт возьми, не мне вас учить. Обставьте все так, чтобы им показалось, — рявкнул Зингрубер. — За это я плачу вам деньги. О’ревуар.

Даже современная японская аппаратура, казалось, вот-вот не выдержит яростного рыка Владимира Высоцкого. На столе под лампой был разложен неразрешимый пасьянс из фотографий и текстов, которые всего несколько часов назад разглядывали в другом месте Зингрубер и шеф-редактор.

Закрывшись в своем кабинете, Юрий Иванович в обществе фирменный литровой бутыли «Посольской», правда, наполовину уже «уговоренной», погрузился в тяжкие размышления. Дверь тихо отворилась, и впорхнула жена, одетая, как «ночная бабочка», в новый пеньюар. Она убавила звук у разгулявшегося магнитофона. В таком наряде ее южнорусские формы могли соблазнить кого угодно, но только не посла. Не до того было.

— Ты, Маша, иди ложись. Мне тут нужно еще немного… покумекать.

Оставив без внимания его мимический протест, Маша властным движением убрала бутылку в бар и зажала в ладошке ключ от него.

— Хватит, накумекался уже. Забыл, что прием завтра? Что у тебя могут быть за мировые проблемы?

Посол устало взглянул на жену и уже хотел отправить ее спать в более доходчивых выражениях, как вдруг его осенило.

— А ты, между прочим, глянула бы, Машуля. Может, на свежую-то голову…

— Ладно, завтра с утра и взгляну.

Она стояла напротив, выжидательно сложив на груди руки и еще надеясь привлечь внимание мужа. Но не тут-то было. Неприятное дело поглотило его целиком.

— Эх, Машуля, завтра поздно будет. Диппочта уже уйдет… Нужно сегодня решать. Если промахнемся, зашлют нас с тобой в какой-нибудь Занзибар. Или, не дай бог… на родину.

При упоминании родины сытая и довольная Маша переменилась в лице. Даже побледнела как будто, что было почти невозможно при неистребимой алости ее щек.

— Что ты говоришь, Юрочка, господь с тобой. Неужели так серьезно?

Она с опаской склонилась над его столом, словно там лежала бомба замедленного действия, взрыв которой в одночасье мог зашвырнуть ее на родную Тамбовщину.

— Ну, давай, давай посмотрим. Что это у тебя за снимочки?

— Да ты статейку сперва пробеги… Мастерски излагают.

Юрий Иванович подвинул жене материал с броскими заголовками, встал и уступил ей свое кресло.

Мгновенно сосредоточившись, она села наощупь, не отрывая цепких, внимательных глаз от текста. Пеньюар она машинально запахнула поглубже — до него ли теперь.

— Я не понимаю, Юрочка! И это все? — Маша подняла на мужа большие светло-карие глаза, в которых было даже некоторое разочарование. — Нужно выслать в Союз этого красавца, как можно скорее… Ишь, лыбется, — и она с ненавистью взглянула на изображение Эдгара за столиком уличного кафе.

Маша была незлой женщиной и ненавидела всей душой, конечно, не парня в фуражке набекрень, а угрозу, которую он сейчас представлял ее благополучию.

— Выслать-то нетрудно… Марлен у меня тут целых два часа трясся. Аж ногами сучил. Загвоздка в том, что у них послезавтра главные демонстрационные полеты. А без этого красавца минковская машина провалится… Сама представь, какой будет в Кремле резонанс, — сбивчиво и нервно перебирал факты посол. — Тоже головы полетят, будь уверена. А Марлену еще шифровка пришла. Оказывается, отец нашего летуна под следствием. За какие-то нехорошие дела с иностранцами… В общем, букет складывается будь здоровчик.

Знобко поежившись то ли от этих слов, то ли от вечерней прохлады, Маша накинула на плечи мужнин пиджак, висевший на спинке стула. Достала из пачки сигарету, с сосредоточенным видом закурила. Теперь она напоминала чем-то комиссара времен гражданской войны, вставшего в тупик перед сложной диспозицией противника.

— Значит, говоришь, основной показ послезавтра? А потом?

— Потом, — и Юрий Иванович с налетом обреченности невесело пошутил: — Если во время демонстрации он не маханет на своем В-6 в ФРГ или Штаты — будем думать.

— Ну, так отправь Вадиму ящик виски, — безмятежно зевнула Маша.

— Какому Вадиму? — тряхнул головой посол. — Ах, да, Вадим Григорьев из Аэрофлота. Но при чем здесь он?

— А ты подумай. Пускай на денек придержит почту. Мало ли что бывает — метеусловия, самолет сломался.

— Ты соображаешь, что несешь? Как твой Вадим может такое сделать?

— А это уж не твоя печаль, — уверенно заявила Маша, сгребая в кучу снимки и машинописные листы на столе. — Завтра же его Зойке позвоню, пускай дальше сама крутится, как знает. Не будет же она со мной отношения портить.

Посол уставился на жену с выражением удивленного восхищения.

— Не голова, а Дом Советов… Талейран, Ришелье… Громыко! А Марлена Викторовича куда денешь? А дипкурьеров? Экипаж, наконец? — он испуганно понизил голос. — А этих, что фотографии передали? Ты представляешь, что будет, если все выплывет?

Юрий Иванович взволнованно прошелся по кабинету.