Долго и счастливо

– Спасибо, – Маша накинула халат и посмотрела на светящиеся фонари отеля. – Я, наверное, пойду через пляж, – кивнула она в сторону их отеля и сделала шаг по песку. Ноги разъехались и Маша, наверное бы, не устояла, но Павел подхватил ее под руку и, не говоря ни слова, повел за собой.

Так они молча прошли почти весь путь по пляжу, и только в конце Маша совсем выдохлась и выдавила:

– Стойте. Подождите минуточку.

Павел остановился, достал сигареты и, пользуясь передышкой, закурил. Маша подняла голову и посмотрела ему в лицо, а он опустил глаза, увидел этот испытующий взгляд на замурзанной мордахе и усмехнулся.

– Спасибо за сигареты, – сказал он. – Это было очень кстати.

– Не за что, – ответила Маша. – Там было очень страшно?

Павел опять усмехнулся, отбросил дотлевшую до фильтра сигарету, ухватил Машину ладошку и зашагал дальше.

***

Сил на ванну почти не было, но она все же заставила себя включить воду и плюхнуть туда щедрую струю пены. Потом долго сидела в мыльных хлопьях и прихлебывала из мини-бутылки какую-то отвратительно пахучую жидкость. Кажется, виски. Оно сильно обожгло горло, но зато прочистило нос, глаза и растопило ледяной комок в желудке. Маша отставила бутылку и пару раз окунулась с головой в воду. Ну, все, кажется, она отмылась, надо вылезать, пока не уснула прямо тут.

Она примеривалась к очередной бутылке, когда в дверь постучали. Странно, но появлению Павла она даже не удивилась.

– Брось эту гадость, – скомандовал он, продемонстрировав ей «Джонни Уокера».

– Я не пью, спасибо, – запротестовала Маша.

– Ага, – кивнул Павел, – а это у тебя лимонад «Колокольчик».

Он вытянул бутылку из ее рук, хмыкнул, прочитав этикетку, отправил ее обратно в мини-бар и сгреб со стола пару стаканов. Раздалось характерное бульканье. Маша смотрела на расстегнутую рубаху и мокрые волосы, на свежевыбритые щеки и не могла глаз оторвать. А он вдруг повернул голову, посмотрел таким долгим тягучим взглядом, потом дотронулся до ее подбородка, приподнял, а потом Маша не сразу и поняла, как это получилось, что они поцеловались. Вернее, это он ее поцеловал, сначала просто коснулся, а затем уже крепко и надолго припал к губам и не отрывался пока Маша не начала задыхаться. Тогда она вывернулась как-то, шумно втянула воздух и снова посмотрела на него широко открытыми глазами. Ей все не верилось, что это с ней, Машей, происходит наяву, не во сне.

Павел протянул руку, поднял со стола стакан с красно-коричневой жидкостью, залпом выпил и со стуком поставил обратно. Маша проследила за его рукой и в точности повторила его движение: взяла стакан, залпом опрокинула в рот содержимое, задохнулась и замахала рукой перед лицом, силясь погасить бушующий внутри пожар. Павел крепко обнял ее за талию и молча придвинул к себе, так что она уперлась носом ему в грудь. Его кожа приятно пахла мылом, лосьоном, табаком, виски и еще чем-то таким неуловимо мужским, и это было так волнующе, что у нее подкосились вдруг ноги, и она съехала бы вниз, если бы он не держал ее так крепко и надежно, как будто имел на это право. И как бы признавая за ним это право, держать ее так близко и крепко и делать с ней все, что вздумается, она ухватила его за шею и прижалась к нему изо всех своих последних сил.

***

Есть привычки, которые не меняются годами, и Павел проснулся, как всегда, с рассветом. Рука его знакомо погладила изгибы женского тела, мягкого и податливого во сне. И тут он все вспомнил, рука, уже подобравшаяся к теплым выпуклостям, замерла. Но тут женщина чуть шевельнулась, перехватила его руку, потянула ее на себя, облапила, и снова затихла. Павел слушал ее еле слышное дыхание и мрачно пытался понять, что же это на него вчера нашло. Виски? Да нет, не успел он еще выпить столько, чтобы не сознавать, что творит. Это боль, понял он, боль, горечь потери и страх одиночества. Вчера он зашел в свой номер, скинул с себя одежду и сразу же залез в душ. Он мечтал об этом два дня, и теперь так яростно тер себя мочалкой, стирая тюремную пыль, что кожа покраснела и загорелась. Потом также долго чистил зубы, счищая налет от бесконечных сигарет, выкуренных в камере. А потом он вышел из ванны, увидел в комнате тут и там разбросанные Янкины вещи, тюбики с кремом, шелковую ночную сорочку, свисающую со спинки стула, и осознал, что это все с ним и это не сон.