Долго и счастливо

Маша покачала головой. Этот Сергей бесил ее невероятно как. При такой броской внешности оказаться вдобавок жутким хамом – это нечто! А она еще Павла Сергеевича хамом считала, да он просто джентльмен с Бейкер-стрит по сравнению с этим экземплярусом.

– Маша! – послышалось сбоку. Павла стоял на входе, засунув руки в карманы, и как-то очень неодобрительно поглядывал на нее.

– О, так ты Маша! – обрадовался Сергей, ничуть, казалось, не смущенный появлением новых лиц.

Павел стремительно приблизился и снова мрачно оглядел всех присутствующих, то есть Машу и Сергея.

– Прошу к нашему шалашу, – Сергей жестом пригласил Павла садиться. – Будем знакомы, меня Сергей зовут.

– Пойдем, – Павел положил руку на Машино плечо, игнорируя протянутую ему руку. Маша торопливо встала.

– Ну что ты будешь делать? – огорчился Сергей и сделал внушительный глоток из стакана, только что поставленный на стол официантом. – Никто не хочет знакомиться. Что за день сегодня такой? Так и хочется морду кому набить. Может, тебе? – и он поднял на Павла веселый взгляд.

Маша тихо ойкнула и ухватилась за Павла.

– Может, и мне, – спокойно ответил тот, убрал Машину руку и сел за стол. – У меня видишь тоже последние дни не сахар, так что идея про морду мне нравится. А тебе набью с особым удовольствием.

– Это ж почему с особым? – поинтересовался Сергей. – Я так тебе нравлюсь?

– До тошноты, – кивнул Павел и задержался взглядом на обруче, удерживающем на голове Сергея густую гриву темных волос. Он терпеть не мог эту новоявленную моду у мужиков – носить бабские заколки. Еще от дверей, увидав, как Маша любезничает со столичным хлыщом, у него аж зубы свело от омерзения.

Маша с широко раскрытыми глазами топталась рядом, испуганно вслушиваясь в их, пока словесную, перепалку.

– Перестаньте сейчас же! – вклинилась она в их разговор. – Как дети, ей-богу!

Мужчины разом повернули к ней головы, и она вдруг поняла, что они не видят и не слышат сейчас ничего и никого. В их глазах был только азарт предстоящей битвы, реальной или воображаемой. Но они уже, как коты по весне, угрожающе завывая, сходились боками, проверяя противника на прочность. Она повернулась и пошла прочь. Она, в конце концов, не нянька. В сущности, мама, наверное, права, называя папу (да и всех остальных) большим ребенком. Все бы им в игры играть да соревноваться – кто сильнее, кто умнее, у кого машина круче, у кого бумажник толще. Маша фыркнула. И оглянулась назад – мужчины все также сидели друг против друга, сверля противника взглядами. Детский сад – ясельная группа. Маша опять фыркнула.

Чем себя занять, она даже не представляла. Идти на пляж ей вовсе не хотелось – хватит, назагоралась. Плечи уже покрылись белыми хлопьями облезающей кожи: теперь до конца лета шкурка будет слезать, как у змеюки какой. Тогда чем заняться? Маша готова была на что угодно, только бы не сидеть в бездействии, потому что тогда в голову начинали лезть самые неприятные для Маши мысли. А именно: про Павла и о том, что с ним теперь делать. Ну вот что? Как она не старалась, а мысли ее все равно крутились вокруг него. Она думала о нем, вспоминала его глаза, руки, как он голову поворачивает, когда хочет спросить что-нибудь заковыристое и смотрит долгим пронзительным взглядом. Вспоминала, как мерно поднимается-опускается его грудь, когда он спит и как стучит его сердце. Тук-тук, тук-тук…

«Ох, мамочки родные, а ты, кажется, втюрилась», – констатировала она. Вот беда-то! Конечно, беда. И не в том беда, что втюрилась, а в том, что не в того опять. Опять страдать и мучиться. Ну почему ее все время тянет на недоступных ей мужчин? Прямо напасть. Хотя, по совести, не было в этом никакой пока еще системы. По молодости лет не успела Маша еще влюбляться много раз, но и того, что было, казалось ей достаточным для выведения порочной закономерности.

Было ей пятнадцать, и влюбилась она в одного голливудского актера. Все фильмы с его участием наизусть знала, каждую черточку лица в памяти хранила. А потом страшная весть настигла Машу прямо в школе – женился чудо-герой красавец. Женился на самой красивой актрисе, и стали они жить в своем особняке во Флориде, родили парочку детей, много и удачно снимались, и все у них было чудесно. А Маша тогда неделю рыдала и в дневнике тех лет осталась запись: «Жизнь кончена, я больше никого не смогу полюбить». Точка. Смешно даже.

Потом было еще смешнее. Папу деловой партнер пригласил на свадьбу дочери. Мама тогда не могла с ним пойти, и папа Машу взял в спутницы. «Не проболтайся, что ты дочь, – шепнул он ей, когда машина въехала на территорию большого загородного дома, – пусть думают, что я как все». И он тихонько засмеялся. Папа всегда отличался здоровым чувством юмора и отсутствием ханжеской морали.