Долгое отступление

Еще в конце 1990-х годов, когда мультикультурализм и политика идентичности только входили в моду, Славой Жижек предупреждал, что за прогрессивным фасадом этих идей скрывается новый расизм, представляющий «идеальную форму идеологии» (ideal form of ideology) для нового глобального капитализма, культурный проект своеобразного нового колониализма, обращенного не только вовне, но и внутрь самого Запада, когда колонизаторы уже не нуждаются в «национальном государстве — метрополии» (Nation-State metropole)[308]. Более того, народы бывших метрополий сами превращаются в объект колонизации, не переставая оставаться частью капиталистического ядра. Ибо если классический империализм использовал эксплуатацию колониальных и полуколониальных стран периферии для того, чтобы смягчить остроту социальных противоречий в государствах центра, то неолиберализм, напротив, использует тот же метод глобальной экспансии для того, чтобы за счет ужесточения конкуренции отменить многие уступки, сделанные трудящимся в богатых странах, одновременно культивируя среди их населения чувство вины, подрывая их самоуважение и внушая обществу своего рода культ жертвы. Декларировать себя в качестве жертвы, нуждающейся в защите, становится выгоднее, чем солидарно бороться, преодолевая различия, за общие права. Разумеется, это все та же старая максима «разделяй и властвуй», но в куда более циничной и лицемерной форме, чем во времена прежних империй.

Показательно, что стихийные низовые протесты 2021–2022 годов в Канаде неожиданным образом деконструировали систему лозунгов и дискурсивных аргументов, на которых держалась логика политкорректности. Так, например, лозунг «Мое тело — мое дело» (My body — my choice), ранее использовавшийся феминистками, выступавшими в защиту абортов, теперь провозглашался противниками вакцинации, и наоборот, либеральный премьер-министр Канады Джастин Трюдо заявлял недовольным, что не будет считаться с их правами, поскольку они являются меньшинством, хотя перед этим сам же подчеркивал, что приоритетом его политики должна быть именно защита меньшинств.

К счастью, разрыв между левыми и трудящимися низами далеко не всюду был окончательным и необратимым. Например, во Франции выступления «желтых жилетов» и «Конвой свободы» были решительно поддержаны движением Жана-Люка Меланшона «Непокоренная Франция», ставшим крупнейшей силой на левом фланге, тогда как старые левые организации — социалистическая и коммунистическая партии, старательно воспроизводившие новомодные идеи в духе политики идентичности и активно участвовавшие в культурных войнах, стремительно шли к упадку. Однако уникальность успеха Меланшона на фоне последовательной череды провалов других движений, организаций и проектов, сама по себе говорит об остроте проблемы и о необходимости ее осмысления.

ЛЕВЫЕ ПРОТИВ РАБОЧИХ

В начале 2000-х годов американский социолог Томас Франк опубликовал книгу «Что случилось с Канзасом», где было показано, как этот штат, считавшийся оплотом прогрессивного движения, стал консервативным. К ужасу либеральных левых, рабочие в США с начала 2000-х годов предпочитали голосовать за консервативных республиканцев, «обвал, казавшийся столь невероятным и столь необъяснимым, что либеральные комментаторы часто не могли поверить, что это действительно происходит»[309]. Эта тенденция понемногу начала распространяться и на Европу, где, несмотря на привычную связь между рабочими массами и левыми партиями, происходил аналогичный разворот в сторону правого популизма. А левые либералы, бросившие трудящихся на произвол судьбы, не только категорически не желали признаваться в том, что несут ответственность за происходящее, но и категорически не желали сделать хоть что-то, дабы исправить положение. Постепенно в их среде формировалось убеждение, что задача политики состоит в том, чтобы защищать просвещенных и прогрессивных людей, принадлежащих, естественно, к верхушке среднего класса и буржуазии, против дикой массы непросвещенных людей, составляющих низы общества. Курс Демократической партии США на отказ от попыток сохранить голоса рабочих, Том Франк характеризовал как «преступно глупую стратегию» (criminally stupid strategy)[310]. Однако еще более преступной и безответственной была позиция тех левых, что не нашли ничего лучшего, кроме как пристроиться в хвост этому курсу, пытаясь придать более радикальный смысл все той же политике.