Долой стыд

Вы мне как-то сказали, что я не разбираюсь в людях, потому что не испытываю к ним интереса, а в тех редких случаях, когда испытываю, начинаю фантазировать, вместо того чтобы наблюдать. (Таким образом, товарищ майор, я нафантазировал себе вас. Вполне возможно.) Этот тёмный человек, не представившийся и не спросивший моего имени, был мне отвратителен. Что само по себе ещё не препятствовало гипотетическому интересу, но лишало меня почти всех — кроме зоркости — преимуществ естествоиспытателя. А что до фантазий, так я никогда не тратил их на людей, которые мне не нравились.

А хуже всего было то, что я его не боялся.

— Что вам нужно от моей семьи?

— Вашей семьи?

— Не притворяйтесь! Там, в парке, вы подошли к моей внучке. Я всё видел. И вы видели. И, увидев, сбежали.

Вот видите! Я должен был молчать и ждать, вынуждая его говорить моим молчанием, но напал первым, и не просто от растерянности, как человек, захваченный врасплох, а поразмыслив и решив, что так будет лучше. Я был уверен; я не видел возможности недоразумения. Какое тут могло быть недоразумение? Машенька стояла со своей подругой, он подошёл к ним и заговорил как со знакомыми.

Подозрение охватило меня не прежде, чем он произнёс первые слова.

— Так, значит, — начал он и оборвал себя.

Ах, где ваши уроки, товарищ майор! Я попытался исправить, что можно, и очень плотно закрыл рот. Так мы какое-то время стояли, всё ещё, между прочим, в дверях, и сердито смотрели друг на друга.

— Нет, давайте обсудим, — сказал он наконец и вопросительно повёл рукой, намекая, что хочет пройти.

Я не дрогнул. Укрепился, как адамант.

— Обсудим что?

— Ситуацию. — Очень многозначительным тоном. — Вы, следовательно, в курсе?

Здрасте пожалуйста. Он, выходит, подразумевал существование «ситуации», в которой, предположительно опасно, были размещены он сам, моя внучка и бог знает кто ещё как действующие лица и, вероятно, я как наблюдатель. (Этот момент был не хуже любого другого, чтобы делать наблюдения, раз уж я решил практиковаться.)

Я сказал:

— И?..

Это можно было понять так, что я, по его выражению, полностью «в курсе» и открыт для переговоров. И это можно было понять так, что я, в курсе или не в курсе, крайне недоволен и жду пояснений. А вот как хочешь, так и понимай, подумал я злобно.

Вместе с тем, как озноб после бессонной ночи, нарастала тревога. Вы понимаете, товарищ майор, о жизни дочери и внучки я не знал вообще ничего. Если Машенька угодила в какую-то историю, любое моё слово могло ей навредить. Конечно, я не верил, что она замешана в уголовщину. Политика, неверный выбор друзей — всё что угодно, — её могли, в конце концов, элементарно обмануть, — только не воровство. Простейшее объяснение пришло мне на ум, товарищ майор: внучка всего лишь ходит к психотерапевту — да, увы, к этому молодому человеку, — и узколицый подкараулил её так же, как подкараулил меня. Оставалось выяснить зачем.

— Макс хороший парень. Почему бы ему в самом деле не жениться?

Я не сразу его понял, а когда понял, похолодел. Этот молодой человек, проклятый доктор — жених моей Машеньки! Почему бы это вору и выродку не жениться на моей единственной внучке! Что тут такого!

— Не знаю, насколько вы это одобряете. Вы с ним близки, продолжаете посещать... Можно мне уже наконец?

Ладно. Я провёл его в комнату.

Стоит ли упоминать, что последовавший разговор оставил меня в смятении. Очень сильном смятении, товарищ майор, и никогда ещё я так не жаждал, чтобы вы были рядом. Нет, не ради совета. Все советы я дал себе сам и в преступный сговор с узколицым вступил, широко открыв глаза.

Я прекрасно знаю, что вы меня не осудите. Вы, с вашим двойным опытом предательства — друга и присяги, — лучше всех должны понимать, что никаких угрызений совести я не чувствовал. Ни малейших! Мои мотивы были ясны и достаточны. Уверенности в том, что намеченное окажется мне по силам, у меня не было, но когда она была. Меня не нужно было успокаивать или в чём-то разубеждать.

Приязнь и сочувственный интерес, которые я испытывал по отношению к этому молодому человеку, исчезли в мгновение ока; я больше не хотел ему помогать и перестал находить в нём какое-либо сходство с нашим другом. Вор на доверии! Хам! Всё это очень хорошо для психологического этюда, знакомства с нравами или неспешных упражнений в солилоквии — дымом и тенью от дыма растворились этюды и нравы, как только возникла непосредственная угроза благополучию моей семьи. (Даже если я сам из её жизни исключён.) Принять такого в семью? На моём месте вы бы не задумываясь открутили наглецу голову, и возражения ваши, которые предвижу, должны касаться технической составляющей.

Да, она выглядела небезупречно. С другой стороны, это был простой и разумный план. (Закрываю глаза на последствия большинства разумных планов.) На очередном сеансе я должен был подлить этому молодому человеку отраву из флакончика, дождаться, пока он уснёт, впустить узколицего и, по желанию, наблюдать развитие событий или отправляться восвояси.