Дом бьющихся сердец

Она отвечает не задумавшись, и это ослабляет узел, завязывающийся у меня в груди. Мне не хочется сомневаться в нашей дружбе. У меня достаточно сомнений насчет всего остального. Тем не менее вынуждена со стыдом признать, что я все еще испытываю искушение подсыпать ей соль сегодня за ужином и повторить вопрос. И поскольку в домах фейри нет этой приправы, придется окунуть руку в океан и позже собрать с нее крупицы соли. Или же незаметно купить у продавца.

– Что ж, идем? – Эпонина кивает на лимонно-желтый фасад магазина, который я видела только снаружи, хотя Сиб не раз пыталась затащить меня внутрь.

Изначально я не осмеливалась войти, поскольку приезжала в земли фейри не за покупками. А потом от визита меня удержала другая причина – презрительные взгляды остроухих фейри, работающих в там.

Сегодня они смотрят на меня не с презрением. Сегодня они смотрят потрясенно.

Тарекуоринка, чья семья веками управляла магазином, то и дело поджимает губы, явно обеспокоенная моим присутствием… или же дело в моих стражах? Хотя все они обернулись в людей, вид у них столь же пугающий, как у птиц. Если не считать Имоджен и ее сестры, меня охраняют суровые на вид мужчины, которые выглядят так, словно используют кости фейри вместо зубочисток.

По всему ателье разносится дружный хор «Бондиа, Альтецца», все служащие и клиенты приседают в реверансах, шурша и позвякивая дорогими нарядами. Приветствуют только Эпонину. Очевидно, мы с Катрионой недостойны уважения.

– Мы пришли на примерку, – объявляет будущая королева, хотя объяснения явно излишни.

Мне становится любопытно, какое платье она собирается надеть, учитывая, что на празднике золочения нужно открыть как можно больше кожи – в конце концов, как гостям расписывать тело невесты, если оно закрыто? Разумеется, я не спрашиваю, не желая выдавать свою неосведомленность в этом вопросе, которая в свою очередь выдала бы тот факт, что я не из тех, кого приглашают на подобные мероприятия.

Хозяин проводит нас вверх по лестнице в помещение, почти столь же роскошное, как гостиная Птолемея: с лакированными деревянными полами, бархатными пуфами аквамаринового цвета и серебристыми обоями в тон расставленным в полукруг зеркалам.

– Я послала за Сибиллой и ее сестрой, – говорит Эпонина, усаживаясь на один из пуфов. – Ой, туфли! Забыла взять туфли, которые купила к наряду. Катриона, не могла бы ты сходить к Франканелли и купить для меня босоножки, те, что на шпильках? – Это не вопрос, а скорее распоряжение. Распоряжение, от которого Катриона стискивает зубы. Эпонина, похоже, либо не замечает, либо ей все равно. – Они знают мой размер.

Одна из служанок протягивает поднос с хрустальными бокалами, до краев наполненными золотистым игристым вином.

– Я могу сходить, Альтецца, – предлагает она.

Эпонина берет бокал, пропуская предложение женщины мимо ушей.

– И, Кати, купи себе обувь за мой счет. Это меньшее, что я могу сделать.

Глаза Катрионы вспыхивают жестоким зеленым оттенком от того, что Эпонина снова сократила ее имя, однако она покорно склоняет голову и подчиняется приказу будущей правительницы.

Поднос с напитками протягивают и мне, но я качаю головой.

Едва Катриона скрывается за дверью, Эпонина тихо произносит:

– Не следует доверять этой женщине, Фэллон.

– Почему вы так говорите?

– Потому что за оплату она сделает все что угодно.

– Как и большинство в Люче.

– На твоем месте я бы все равно ее остерегалась.

– Уверяю вас, я остерегаюсь всех. Даже вас.

Улыбка изгибает ее губы, накрашенные помадой того же оттенка, что и аметистовый обруч.

– Правильно. В конце концов, ты самый ненавистный человек в Люче. Говорят, тебя ненавидят даже больше, чем небесного короля.

– Да, я слышала.

Она обводит помещение взглядом, словно проверяя, что рядом никого нет.

– Но не так ненавистна, как Мериам. – Она подносит бокал ко рту и делает большой глоток, не сводя с меня глаз.

Я жду продолжения. Когда она ничего не добавляет, спрашиваю:

– Вы в самом деле знаете, где она, принчиза?

– Прошу, зови меня Эпонина. И да, знаю, но за сведения нужно заплатить.

Сердце колотится так сильно, что я чувствую вибрации на языке.

– Мне сообщили о цене.

– И?

– Ее заплатят.

Разумеется, Лор на это не согласился – пока, – но так уж он мне нужен? Естественно, у него будет твердое мнение о моем решении взять это дело в свои руки, которое прозвучит примерно так: «Ты ведь не всерьез думаешь о том, чтобы самой убить короля Неббе, моя глупая птичка?»

– Замечательно! – Эпонина осушает бокал, затем постукивает заостренным ногтем по хрусталю, прося новую порцию.

Что-то маячит на задворках сознания.

– Но кто будет править Неббе?

– Как кто? – Глаза принцессы переливаются, как вино, которое ей несут. – Я.

Сердце перекувыркивается в груди, когда я представляю женщину на столь высоком посту.

– А как же Данте? Что насчет него?

Я кошусь на остроухую служанку, наполняющую бокал, и жду, когда она исчезнет, прежде чем спросить приглушенным тоном:

– Он поедет с вами?