Дом, где тебя ждут

– Мадемуазель, мы обязаны осмотреть вашу квартиру, – сказал высокий полицейский с бледным лицом и густыми бровями.

Другой полицейский – низенький и круглый, не дожидаясь приглашения, шагнул в прихожую.

– Мадам Форнье, почему? – Варя тревожно подняла глаза на домовладелицу, ожидая ответа. Если бы здесь были бабушка или мама, то Варя не волновалась бы, но положение хозяйки вынуждало разобраться с проблемой по-взрослому.

Недовольно дернув щекой, мадам Форнье объяснила:

– Власти проверяют жильцов, чтоб не было посторонних. Я надеюсь, у вас не гостят случайные люди?

Вслед за полицейскими, домовладелица просочилась в квартиру, но внутрь не пошла, оставшись стоять возле зеркала. В него прекрасно было видно, что творится в комнатах, и мадам с интересом стала наблюдать за тем, как полицейские прошлись по кухне и заглянули в спальню. Они не копались в вещах и не проверяли документы – почему-то именно так Варя представляла обыск. Двумя пальцами бледнолицый приоткрыл дверцу шкафа, отозвавшуюся легким скрипом несмазанных петель. Варя на миг замерла, и ее сердце испуганно екнуло и тут же успокоилось, потому что шкаф был пуст. Марк в безопасности, в надежном месте, и теперь уже все равно, в какой шкаф засунет нос полицейский.

– Ну? – с низкими интонациями спросила полицейских мадам Форнье. – Убедились, что в моем доме живут только добропорядочные люди и никаких посторонних здесь нет? – Она подмигнула Варе.

Толстяк-полицейский наклонил голову в полупоклоне:

– Да, мадам. Но были обязаны проверить весь дом, – он слегка развел руками, – таково постановление властей. Мы всего лишь служащие.

Выражение лица мадам Форнье несколько смягчилось:

– В таком случае попрошу вас покинуть квартиру и не пугать ребенка.

Варя не ожидала от мадам Форнье такой отваги, подумав, что обязательно расскажет о ней маме и бабушке. Правда, бледнолицый полицейский успел заметить бумажный кораблик, который оставил после себя Марк, но подумаешь, кораблик. Складывать из бумаги умеют и девочки.

Новости так распирали Варю, что она едва дождалась прихода бабушки, пулеметно выпалив ей рассказ об обыске.

Медленно, очень медленно Фелицата Андреевна прошла в комнату и села на стул, уперев глаза в полосу густеющей синевы за окном.

– Ох, Варя, опоздай мы с Марком хоть на несколько часов, быть беде…

Не договорив, Фелицата Андреевна замолчала, но Варя поняла, о чем она подумала. Растопырив ладошку, Варя покачала рукой в воздухе:

– Бабушка, но ты же сто раз говорила, что за нас молится дедушка Игнатий, а значит – все будет хорошо.

* * *

Курт Эккель курил уже третью сигарету, а Тани все не было. Раздраженно бросив окурок в урну, он побарабанил пальцами по перилам, отполированным множеством рук. Бесило все: белые стены подъезда, до половины отделанные деревянными панелями, шастающая мимо мадам Форнье (хоть бы она провалилась!), чей-то отвратительный мяукающий кот за дверью. Так будет до тех пор, пока с верхнего этажа не послышится дробный перестук Таниных каблучков. Ее походку он узнал бы из тысячи тысяч шагов. Чем Таня приманила его? Чем заворожила?

Он понимал, что ведет себя как полный идиот, но ничего не мог с собою поделать. Мало того, когда вчера его самолет совершал боевой вылет на Липецком направлении, он поймал себя на мысли, что уже не может смотреть на Россию как на неодушевленный военный объект, подлежащий тотальному уничтожению. С тех пор как в его жизнь вошла Таня, чуждая страна под крылом его самолета стала постепенно наполняться людьми, убивать которых с каждым днем становилось труднее и труднее.

Чтобы скоротать время, Курт снова вытащил из портсигара сигарету и щелкнул зажигалкой. Серебряную зажигалку с эмблемой истребителей люфтваффе СС перед отъездом на фронт подарил отец – владелец фирмы по производству сантехники. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что наследник арийского рода Эккелей до потери сознания втюрился в русскую?

Представив одутловатое лицо отца с пивным румянцем на щеках, Курт усмехнулся. Он не любил отца, заново женившегося едва ли не на следующий день после смерти матери. Хотя Курту тогда исполнилось всего пять лет, он отлично помнит, когда в доме появилась мясистая фрау с влажным ртом, к которому словно приклеилась злая, неискренняя улыбка.

– Мой мальчик, правда, что ты будешь любить свою новую маму? – говоря это, отец крепко держал его за шиворот, чтобы не вырвался. – Ты должен мне пообещать, что никогда не обидишь Грету.

При упоминании имени мачехи Курта трясет до сих пор. Сейчас Грета ударилась в политику и стала ярой поклонницей Адольфа Гитлера, а отец боится и слово сказать ей поперек.

Наверху, на третьем этаже, хлопнула дверь, и Курт торопливо затушил сигарету и одернул китель. В груди стало горячо, словно впереди ждал воздушный бой с русским асом.

Летящие по ступенькам легчайшие шаги стучали в такт его сердцу. Жадный взгляд, направленный на лестницу, выхватил черные туфельки на каблучках, стройные ножки, край серого пальто, нежную руку в тонкой перчатке.