Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

– Каждый раз, когда мы разговаривали, Маурицио говорил мне: «Послушай, ты знала, что я встречаюсь с полной твоей противоположностью? Она высокая, блондинка, зеленоглазая и всегда идет на три шага позади меня!» Насколько я могу судить, у него были и другие светловолосые женщины, которые шли на три шага позади него. Я была другой.

– И вы беспокоились, что они могут пожениться?

– Нет, потому что Маурицио сказал мне: «В день развода я не хочу, чтобы рядом со мной была еще одна женщина, даже по ошибке!»

Патриция сказала, что она узнала о заговоре от Пины, через несколько дней после убийства. На прогулке две женщины остановились перед садом Инверницци, за квартирой на Корсо Венеция, чтобы посмотреть, как розовые фламинго изящно шагают по ухоженной лужайке. Патриция рассказала суду об их разговоре.

– Итак, ты довольна тем прекрасным подарком, который мы тебе подарили? – якобы спросила Пина. – Маурицио больше нет, ты свободна. У нас с Савиони нет ни лиры, а ты купаешься в золоте.

По словам Патриции, Пина, бывшая ее подругой более 25 лет, которая была рядом с ней при рождении Аллегры, помогла ей пережить уход Маурицио и операцию на головном мозге, стала «высокомерной, грубой и вульгарной». Патриция сказала, что Пина угрожала ей и ее дочерям, требуя заплатить пятьсот миллионов лир за смерть Маурицио.

– Мне стало плохо, и я спросила ее, сошла ли она с ума. Я сказала, что пойду в полицию. Она ответила, что, если я это сделаю, она свалит все на меня. «Все знают, что ты хотела найти киллера для Маурицио Гуччи». Она сказала мне: «Не забывай – была одна смерть, но их легко может стать еще три [имелись в виду Патриция и ее дочери]».

– Она хотела пятьсот миллионов лир, – сказала Патриция, когда Пина, усевшись на несколько рядов позади, фыркнула и широко раскинула руки, качая головой от отвращения к словам Патриции.

– Почему вы подчинились? – спросил Ночерино. – Почему не пошли в полицию?

Патриция посмотрела на него, как будто ответ был очевиден.

– Потому что я боялась скандала, который в итоге все равно разразился, – ответила она. – Кроме того, – небрежно добавила Патриция, – смерть Маурицио была тем, чего я хотела столько лет, – это казалось мне справедливой платой за его смерть.

Ночерино напомнил Патриции, что в течение нескольких месяцев после смерти Маурицио они с Пиной почти ежедневно разговаривали по телефону, вместе отправились в круиз на «Креоле» и в отпуск в Марракеш.

– Ваши отношения создавали впечатление близкой дружбы между двумя женщинами, а не шантажистки и ее жертвы, – отметил Ночерино.

– Пина предупредила меня, что телефоны почти наверняка прослушиваются, и сказала, что я не должна выдавать напряжение в голосе или словах. Она сказала, что наше поведение должно было казаться таким же нормальным, как и всегда, – парировала Патриция, не моргнув глазом.

В сентябре Сильвана давала показания в защиту дочери. Одетая в простые коричневые брюки и подходящий к ним клетчатый жакет, с рыжими волосами, зачесанными назад, она описала Патрицию как «пластилин в руках Пины – Пина решала все, от того, что они будут есть на ужин, до того, куда они поедут на отдых». Ее скрюченные пальцы покоились на посеребренной трости, а темно-карие глаза были непроницаемыми и тусклыми. «Пина пропила свой мозг», – сказала она. Сильвана также признала, что Патриция открыто говорила о поиске убийцы для Маурицио и что она, Сильвана, не воспринимала это всерьез.

– Она говорила об этом так, как если бы сказала: «Не хочешь пойти попить чаю в Сант Амброус?» К сожалению, я никогда не придавала большого значения ее словам…

Самек поднял глаза поверх очков и посмотрел на Сильвану.

– Почему «к сожалению»? – спросил он.

– Потому что мне следовало заставить ее перестать говорить эти глупости, – ответила Сильвана.

– Хммм, – вслух задумался Самек. – Это ваше «к сожалению» меня не убеждает.

В конце октября Ночерино выступил с обвинительной речью, которая растянулась на два дня и пестрела деталями сложного судебного процесса. Самек снял очки и устроился в своем кожаном кресле с высокой спинкой. Свидетельское кресло пустовало, и единственная телекамера нацелилась на Ночерино.