Дом Иова. Пьесы для чтения

Розенберг (негромко): А тебя никто не спрашивает.

Тереза: Господи, но не может же он из-за такой глупости сидеть на одном месте целый день, да еще до позднего вечера?

Розенберг разводит руками.

Ладно, я принесу все потом сама. (Начинает подниматься по винтовой лестнице, но почти сразу останавливается). Неужели он, правда, думает, что ему удастся поговорить с этим ужасным призраком, которого на самом деле никто толком даже не видел?..

Розенберг: Боюсь, что ответ на вопрос, какие ветры дуют в голове господина Осипа, не знает ни один, даже самый сведущий, синоптик, мадемуазель.

Тереза: Похоже, вы правы, господин Розенберг. (Поднимается по лестнице и исчезает).

Эпизод 3

Пауза. Брут вновь занят посудой, Розенберг шахматами.

Вербицкий (откладывая газету): А кстати, насчет ветров… Я ведь знаю, зачем ты притащил сегодня сюда свою собаку, Розенберг. Не отпирайся. Надеешься, наверное, что она может кой-кого напугать, да?

Розенберг: Только не говори, пожалуйста, глупости, Вербицкий. Я взял ее в надежде, что наш друг Брут, наконец, исполнит свой христианский долг и подарит моей крошке хотя бы небольшую миску объедков. (Бруту, которого в этот момент не видно из-за коробок). Эй, ты ведь не станешь, в самом деле, держать собачку голодной только потому, что время от времени ей приходит в голову немного поскулить?.. Мне кажется, это было бы не совсем по-христиански.

Появляясь из-за стойки, Брут несколько мгновений в упор мрачно смотрит на Розенберга. Короткая пауза.

Впрочем, если ты считаешь миску объедков слишком большой жертвой, Брут, то я немедленно забираю свои слова назад.

Брут (в сторону приоткрытой кухонной двери, негромко): Александра!

Короткая пауза.

(Громко). Александра!

Александра (появляясь на пороге двери ведущей на кухню, вытирая руки о фартук): Да, господин Брут?

Брут: За счет заведения. Покорми эту чертову собаку, которую Розенберг привязал возле нашей двери… Только смотри, не переусердствуй.

Александра: Хорошо, господин Брут. (Исчезает).

Розенберг (Вербицкому): Ты слышал? (Прижимая ладонь к сердцу, с чувством). Брут!..

Вербицкий: Брут!..

Брут (вновь скрываясь за коробками и стопками тарелок): Идите к черту!

Розенберг и Вербицкий, перемигнувшись, негромко хихикают. Из кухонной двери появляется Александра с миской для собаки.

Розенберг: Спасибо, Александра.

Александра: Не за что, господин Розенберг. (Проходит через всю сцену, исчезает за входной дверью и почти сразу же возвращается и исчезает на кухне).

Розенберг: Мне кажется, размах акции поверг в изумление всех присутствующих. (Возвращаясь к шахматам). Ты ангел, Брут. Собачка будет молиться за тебя всю ночь.

Брут (звеня посудой): Я сказал – идите к черту.

Вербицкий (откладывая газету и поднимаясь со своего места): Ты совершенно напрасно стесняешься своего доброго порыва, Брут. (Делая несколько шагов по сцене). В мире, где все уже давно забыли, что такое истинное сострадание, твой поступок заслуживает, по крайней мере, высочайшей похвалы. (Останавливаясь у окна и глядя на набережную). И знаешь?.. Когда я сталкиваюсь с подобными вещами, мне начинает казаться, что несмотря ни на что в мире все-таки все устроено относительно правильно… Да, да!.. Сегодня мы живем лучше, чем вчера, а завтра наши дети и внуки будут жить лучше нас, и это будет совершено справедливо, потому что новое, согласись, всегда должно быть гораздо лучше старого… А если это так, то подумать только, какая, должно быть, чудесная жизнь начнется здесь через двести – триста лет!.. Не жизнь, а просто какая-то… сказка.

Брут (появляясь из-за коробок с полотенцем в руке, протирая тарелку): Ты что, спятил?

Вербицкий: По-твоему, надеяться на лучшее, это значит спятить?