Дом Иова. Пьесы для чтения

Розенберг: Разве? (Прислушиваясь). А это что, по-вашему? (Прислушиваясь, поднимается со своего места). Слышите?

Откуда-то издалека доносится собачий вой.

Это воет собака.

Какое-то время все присутствующие прислушиваются.

Брут: Это твоя собака воет, Розенберг.

Розенберг: Моя собака, воет мелодично и приветливо, Брут, а эта, – жалобно и испуганно, то есть так, как и должна выть вечно голодная собака боцмана… Между прочим, если вы помните ту ночь, когда убили старого Дональда, то тогда тоже «Добрый самаритянин» сигналил нам весь вечер и собака боцмана выла, не переставая.

Николсен: Правда?.. (Склоняясь над блокнотом) С вашего позволения, я все это запишу.

Розенберг: Христос вам навстречу, господин корреспондент…

Пауза. Какое-то время Розенберг рассматривает шахматную доску, затем переходит на противоположную сторону стола, в то время как Николсен быстро записывает услышанное в блокнот.

Брут (откладывая в сторону счета): И все-таки я чего-то не пойму, господин корреспондент… Неужели вы действительно приехали в нашу глушь только из-за этого несчастного призрака нашего несчастного Дональда, если я правильно понял?.. Не слишком ли много издержек ради такого сомнительного случая?

Николсен: Вы забыли, что призраки неплохо оплачиваются, господин Брут.

Брут: Ах, вот оно что. Действительно, я как-то об этом не подумал.

Николсен: Именно поэтому, господин Брут. К тому же мне представилась возможность побывать там, где я никогда не был прежде, а для журналиста, как вы понимаете, это просто золотое дно… Новые люди. Новые впечатления. Новый материал. Иногда вдруг выудишь что-нибудь такое, что только руками разведешь.

Вербицкий (оторвавшись от газеты): Хотите сказать, что раскопали у нас что-нибудь этакое?

Николсен: О-о!

Брут: И что же это вы такое раскопали, господин корреспондент?.. Или это секрет?

Николсен: Еще какой!.. (Понизив голос, почти шепотом). Вы будете приятно удивлены, господа… Госпожа бургомистр!..

Вербицкий: Госпожа Яблонска?

Николсен: Она самая.

Вербицкий: Скажите пожалуйста… И что же вы раскопали, господин Николсен, про нашу милую госпожу бургомистр?

Николсен: Скажу, если вы не будете сразу обвинять меня в клевете и бросаться тухлыми яйцами… (Громким шепотом). Я раскопал, что в свое время госпожа Яблонска снималась в "Плейбое" и даже заняла там какое-то место… Конечно, это было много лет назад, но ведь читателя эти подробности вряд ли интересуют, верно?

Розенберг и Вербицкий негромко смеются.

Брут: Так вот значит, чем вы собирались нас обрадовать, господин корреспондент!.. Боюсь только, что эта новость уже давно и основательно устарела. Лет так, наверное, уже тридцать с небольшим, я думаю.

Николсен (тревожно): Эта новость? Про госпожу Яблонску?

Брут: Именно, господин корреспондент. Про нашу госпожу бургомистр… Скажи ему, Розенберг.

Розенберг: Вы, вероятно, имеете в виду эти снимки в Плейбое, господин Николсен?.. Мисс Август 1975 года, да?.. Должен вас огорчить, господин Николсен, но эти картинки висят у нас в каждом доме… Между нами говоря, ничего особенного. Ножки, попки и все такое. Но многим нравится.

Николсен: По-вашему, это ничего особенного? Разве мы говорим не о госпоже Яблонска?

Брут: Именно о ней, господин корреспондент.

Николсен: И это всем известно?

Брут молча разводит руками.

И госпожу Яблонску выбрали госпожой бургомистром, зная, что было время, когда она, так сказать, была… не совсем одета?

Брут: Совершенно справедливо, господин Николсен. Зная, что когда-то было такое время, когда она разгуливала по страницам "Плейбоя" в чем мать родила.

Николсен (подавлен): Просто невероятно.

Вербицкий: Не стоит расстраиваться, господин корреспондент. Когда сорок лет живешь в таком маленьком городке, как наш, то знаешь даже то, где твой сосед хранит свои, прощу прощения, презервативы… Вы ведь не станете выбрасывать свои презервативы из-за того, что кто-то знает, где вы их храните?

Николсен (сбит с толку): Ну, я не знаю… Может быть… (Вновь открывая блокнот). Так вы говорите, это было в августе 1975-го?