Дом Иова. Пьесы для чтения

Брут: Совершенно верно… В августе 75-го (Выходя из-за стойки). Господи, как же давно это было. Просто страшно подумать. А кажется, что только вчера. (Быстро обернувшись, на звук открываемой кухонной двери, которая впускает в кафе Александру). Тебе чего?

Эпизод 8

Александра: Я вспомнила, что надо еще приготовить банки для томатов.

Брут: Подкралась, словно смерть… Ну, какие сейчас банки, Александра? Посмотри на улицу. Ночь на дворе. (Возвращаясь за стойку). Посиди, лучше, отдохни.

Александра: Спасибо, господин Брут, но я не устала.

Брут: А я тебе говорю, посиди. Еще набегаешься. (Листает счета).

Александра: Ну, хорошо. (Опускается на свободный стул).

Короткая пауза.

Вербицкий (уткнувшись в газету): Китайские ученые сумели получить искусственным путем образец материи, из которой состоит Дао.

Розенберг (вяло): Флаг им в руки… А кстати, что у нас с телевизором, Брут?

Брут: Ничего

Розенберг: Мне кажется, я слышу это уже с прошлого месяца.

Брут: Я не виноват, что у нас нет своего мастера, и ему приходится ездить к нам черт знает откуда, и притом далеко не бесплатно… (Николсену). Между прочим, господин корреспондент, вы могли бы рассказать своему читателю, что наш бедный телевизор сломался аккурат во время последней речи господина Президента. Стоило ему сказать, что наше будущее в наших собственных руках, как из телевизора немедленно повалил дым… Если хотите, можете написать об этом в своей газете.

Николсен: Мне почему-то не кажется, что эта информация сильно поднимет наш тираж, господин Брут.

Брут: А вот тут вы как раз заблуждаетесь… Потому что когда вы расскажите вашим читателям, что наш телевизор ломается всякий раз, когда выступает господин Президент, вашу газету будут рвать прямо с руками, уж поверьте… Например, в прошлом году у него перегорело какое-то реле, как только господин Президент сказал, что не позволит никому разговаривать с нами с позиции силы. А позапрошлой весной он вообще сгорел, стоило нашему харизматику появиться на экране.. По-моему, это прекрасный сюжет, господин корреспондент.

Николсен: Мне почему-то кажется, что вы говорите не как патриот, господин Брут.

Брут: И мой телевизор, заметьте, тоже.

Николсен: Нет, в самом деле… Если уж вам так все у нас не нравится, то вы могли бы, например… уехать… Мир велик.

Брут: А кто вам сказал, что я так не сделаю?.. Вот, продам дом и уеду в какую-нибудь чертову Австралию.

Вербицкий: Вот тут как раз пишут про Австралию. (Листает газету). Ага… (Читает) Практически все восточное побережье Австралии поражено эпидемией колумбийской холеры.

Розенберг: А он поедет на западное. (Хихикает).

Брут: Не смешно.

Розенберг: Но почему-то все смеются.

Брут: Потому что стоит заблеять одному барану, как начинают блеять все остальные… Кстати, кто помнит, как зовут этого нашего чертова харизматика?..

Короткая пауза.

Ну, имя, имя его как?..

Николсен: Вы говорите о нашем Президента? (Негромко смеется). Вы что же, действительно не помните, как его зовут? ( Неожиданно осекшись, смолкает).

Брут: В своей жизни, я забывал и более важные вещи, господин корреспондент… Напомните мне, если знаете.

Николсен (помедлив, сдавлено): О, Господи…

Брут: Похоже, вы тоже не в курсе… А ты, Розенберг?.. Помнишь, как зовут нашего благодетеля?

Розенберг: Отстань.

Брут (Вербицкому): А ты?.. Тоже не помнишь?

Вербицкий молча качает головой, продолжая читать.

Николсен: Вы что, решили меня разыграть?.. (Сдавлено смеется). Нет, ей-богу… Это даже не смешно…

Брут (подойдя к двери, ведущей в биллиардную, слегка отодвинув в сторону занавес): Слушай, Бандерес… Помнишь, как зовут нашего Президента?

Бандерес (появляясь на пороге): Ты меня еще спроси, как зовут его лошадь… Ну, конечно не помню. (Вновь исчезает).

Брут (повернувшись к Николсену и разводя руками): Увы.

Николсен (хрипло): Кажется, мне надо выпить.

Брут: Блестящая мысль… (Возвращаясь за стойку, наливает стакан Николсену, который быстро его выпивает). Говоря откровенно, господин корреспондент, здесь у нас случаются вещи и похлеще… Например, в прошлом году… Помнишь, Розенберг?.. Вдруг ни с того, ни с сего прямо к нашей пристани прибило два во-от таких вот контейнера мацы, и что любопытно – как раз накануне еврейской пасхи… Розенберг вон, был просто счастлив.