Дом, которого нет

Часть XXV. Падение Башни (конец)

#np Ed Sheeran – Perfect

В теории, которой Ян держался,

жизнь замыкается сама в себе навек.

От вздоха первого до гроба из металла

(его надгробия) всевечен человек.

Частица, вышедши из зоны наблюдения,

становится волной: во всех значениях.

Остался сразу и мальчишкой вздорным,

в кругах бандитских зная слово "честь",

и беглецом из края, беспризорным,

чтобы на оба главных стула сесть.

И встреча с Лорой, её крик, их разговоры,

и встреча с Инь, сердец контакт назло всем ссорам,

всё вписано в историю его.

Одну из тех, чем полнится планета.

С наукой был по смерти заодно.

Считал, что здесь площадка, а не где-то.

И без богов собой являл такую мощь он,

что встать и аплодировать мне хочется.

Пошёл бы дальше, не споткнись о Виту…

Да, в полисе, что весь перед глазами,

контроль надёжней. Люди не безлики.

Не стадом их ведёшь, челя́дью замка.

Строенье тканей у растений схоже с обществом

здоровым (рассказать об этом хочется).

Образовательная ткань в основе; делится.

Рабочий класс (у Оруэлла – пролы).

Живут в многоэтажках, куда вселят их,

и размножаются, с физическим трудом. Вот

каста, «шудры» по индийскому составу,

способная довольствоваться малым.

Потом ткань, значит, проводящая. Она

провозит воду, ведает скоплением.

Торговцы, «вайшью», и купцы, без коих нам

бы континентов не видать объединения.

Вода и деньги схожи, как ни спорь.

Обмен мы совершаем до сих пор.

В покровной ткани сомкнуты ряды.

Легионеры, «кшатрии» – воинственны.

Без них защиты нету у страны,

и сила в них играет богатырская.

Дух воинский не значит солдафона.

И армия нужна не для проформы.

Осталась основная ткань, «брахманы».

Но не священники, как принято считать.

Три части в ней: а) хлоренхима вправду

частицы солнца может распылять.

За фотосинтез отвечает, вечный свет

до всех доносит через толщу лет;

б) паренхима запасает влагу

и прочие питательные смеси.

Учёными представлена у нас и

людьми, что копят знание на месте;

и в) аэренхима дарит воздух.

С искусством сочетать её так просто.

Всё гладко и здорóво у растений.

Арийцы до двенадцати веков

держали общество почти без изменений;

смешение всего – конец основ.

Себя могу причислить, безусловно,

я к «чандала»: неприкасаемая словно.

Рождаются подобные ребята

от страсти меж контрастными слоями.

Им про богов кровь высшая вещает,

а снизу хочется разноса и разврата.

Нас много развелось, ведь быт сословный

нарушился войной междоусобной.

Такой была и Лора. Ян её

сумел направить в правильное русло.

А всё-таки сгнобили бы живьём

обеих гармоничные индусы.

Прошёл век Аполлона и порядка.

И с Вакхом, возрождаясь, круто рядом.

Я в романтизме – слон в посудной лавке.

Хотела рассказать моменты счастья,

а вместо этого пишу… ну… эм… шпаргалки

для биологии (и школьникам участье

в экзаменах являю). В листьях солнце

содержится. Вот мир, где мы живём, все.

С таким открытьем, господа и дамы,

на свет плевать уже как-то не хочется.

Хоть атеист, хоть следователь Ламы:

во всём проявлен высшей жизни почерк тут.

Кому-кому, а Яну – и в самом себе

застрять не стыдно. Он вознёсся до небес.

«Помогут в заминке почти что любой

две вещи, их вспомни пред делом:

себя можно сравнивать только с собой

и высь не имеет предела», –

кусочки текста отовсюду, шепотки…

Всё жизнь одна: мошка и светлячки.

Вернёмся к действию. Довольно созерцать.

И то, и то полезно, если в меру.

Удобней даже их чередовать.

"В себя" после "наружу" жить, к примеру.

(Доходит до того, что автоматом

включаю за монахиней пирата.)

Развеяв прах семьи, одна (сказав

по здешним меркам) очутилась Лора.

Кто срезал на колёсах тормоза,

она прекрасно знала. И разбору

подвергла б это дело через суд…

Мать посадить в тюрьму? Родству капут.

Отважиться мог лишь бесчеловечный

иль человек, при ком приставка «сверх»,

к подобному. Но время больше лечит,

чем убивает. Лора вышла вверх

и знала, что уже в оковах Вита,

несчастная под гнётом индивида.

Ещё и дочь, считай, сама сложила в гроб.

Пришла к ней Лора (в дом, что ей был домом). И,

пав в кресло (ноги накрест), просто, в лоб

звук разрядила: – Ты сама не собрана.

Легко, считаешь, город собирать?

Не умирала, моё место занимать.

Я говорила, кажется, что станет,

если полезет эго до небес.

Познали опыт тот вавилоняне,

когда весь скоп их вверх по башне лез.

Сломается от груза Башня твой,

реши он править заодно с тобой.

– А ты что сделаешь? Размажешь мозг по стенам?

– Нет, я не так добра. Оставлю жить.

Башня попробует сам вызваться быть первым…

– Вину мою попробуй, докажи!

– Мне это и не надо вовсе, Вита. Тот, кто

достоин власти, в грош не ставит трон тот.

Он это делает затем, что больше некому.

Таким был Ян. Спасу я – часть от суток.

Не потому, что хочется быть первой мне.

Я править не смогу, как он. Возьму ночь,

но день размыт и вне моей доступности.

Дневную дочь разбила ты по глупости.

– Скорблю по Инне я не меньше. Тон смени.

Удивлена я, что она так сделала…

– Ещё когда не муж был, а жених

он ей, в ней было предовольно смелости

пойти за ним: и в храм, и к эшафоту.

Не трудно видеть, если хочешь, что-то.

– Тебе-то, видеть? – смех её схватил, –

давно себя-то в зеркале встречала?

– Ты мать мне до сих пор. Прошу: уйди.