Дом, которого нет

Не лезь в неженские дела, как увещала.

– Иначе что? Чем можешь угрожать?

– Не я приду тебя уничтожать. –

И к выходу пошла. Та вслед за ней.

– Чумная тварь, как смеешь поучать?

Лучше бы ты схватила пистолет,

чем девочка моя. Её мне жаль!

А ты – давай хоть чёрту самому, шалава!

– Себя чернишь. В зеркальном кубе, право. –

Скользнула в дождь, ей подмигнув спокойно.

Осела Вита в коридоре, на полу.

– Не человек она. Не женщина. Достойна

Пилота, когда тот ко мне был груб.

Вся чернота измены в ней скопилась… –

А Лора в дом, теперь свой, устремилась.

Ни пальцем, ни заявкой мать не тронула.

Наследницей была по завещанию

(если нет Инь). Ей клуб, отель и стройки, как

пинок (мыском под зад) достались (счастья-то).

В особняке готическом – собрание

прошло в воскресный день, без расписания.

Стояла осень, тёплая, как гной.

Фигуры все, но – мат с потерей короля.

Явился с Идою туда Конёк морской:

бездетная, зато в кайфах, семья.

Конь, Слон, Китаец, Валидол, Ладья,

Огр, Башня. Бесконечен их изъян.

Пёс (всё-таки вернейший человек)

в саду был с ними тоже. Кобру ждали.

Пересажать там всех могли (без вех,

какими неизбежность отмечали).

Успела Вита позвонить любовнику.

Сказать: не победим, пока живая дочь.

Шепнул тот на ухо Ладье: – Виновна Лора.

Она ведь по убийствам тихим спец. –

Смешок раздался в глотке сутенёра.

– Жена его, хоть не было колец,

одна из двух, скорей сама бы вешалась,

чем тормоза ему вот так подрезала б.

Не тот приём. Она стреляет в голову.

– А всё-таки я знаю, что она.

– Откуда? – Дело чёрное и кровное.

Отец у них был общим. – Вот те на!

Подробности какие про Пилота!

Я знаю Кобру. И не верю что-то.

Ей всё равно, отец хоть Змей Горыныч.

Многоголов, на всех огня хватает…

Нет, плохо пахнет это, в прошлом рыться.

И подозрителен тот, кто подозревает.

– Мне-то зачем? – Пока ещё не знаю.

О, вот и Кобра. Здравствуй, дорогая! –

Похожая на Яна в первой встрече

(по простоте одежды и хвосту)

явилась девушка с прозваньем бессердечной,

в сад, где два года вниз кляла мечту.

– Ну что, друзья мои… Пришло нам отторженье.

Пойдём, обсудим это в оружейной. –

Прошли и сели. Кобра во главе,

стоит за его креслом, как привыкла.

Не занимаются места, где были те,

кого не заменить. Пустой стул крикнул

собравшимся в лицо. И пустота

ничтожила, как Сартра, только так.

На землю боги больше не спускаются.

Но тот блажен, кто знает их в себе.

Не перепутав свет с картонным паяцем,

представленным народным ЧСВ

(про "чувство своей важности" веду речь;

в наш век почётна аббревиатура).

Быстрей, сильней и выше… в перерыве

между работой и сиденьем за компом.

Недавно в книжном видела я: «Все N

(мыслители, открытья) над толчком».

Преувеличиваю, каюсь. Там минуты.

Характеристики зато нет веку лучше.

Не так уж важно, сколько книг читал ты

(со сколькими людьми поговорил).

Важней – на месте быть, где ощущаешь вправду:

я делаю то, что я есть внутри.

Утопий, пока живы мы, не будет.

Лишь выбирать себя способны люди.

А пустота ничтожила. И Лора,

над ней стоящая, заговорила всем:

– Не тот я, кто выносит приговоры.

Но в состояньи обозначить ряд проблем.

Повсюду паника. Замены нет, хоть тресни.

Убийцу ищут. Мне он неизвестен.

Предвижу, как сольются свет и тьма.

Увы, не танцем белого и чёрного.

Из душ сочится до умов одна зима.

Туман попытки глушит быть зажжённым в нём.

Преступность, как её ни контролируй мы,

стать настроением должна для всего мира. И

герой наскучит. Час антагониста.

Безумцы станут молодёжи эталоном.

Позорно деве долго оставаться чистой.

Значенье чистоты – ненужность лона

её для кобелей, раз она сучка.

Но это тоже скоро всем наскучит.

"Ботаник" – эрудит. Зарылся в книжки.

Мужик небрит и волосат, чуть ни вонюч,

немногим обезьяны краше… Либо

на девочку похож, нежнее туч.

В одной особе оба пола будут,

и насмерть – битва их. Соитье – чудо.

Начнётся хаос. Яна ведь не видно.

И вслед за ним ушла принцесса Инь.

Я говорю вам вещи очевидные.

Но высказать должна, хоть в глаз мне двинь.

Здоровым глазом вижу вещи внешние.

Больным смотрю на вас, мои сердешные.

Мы контролируем иллюзии. Они

нас контролируют. Взаимность процветает.

Я в будущем ногой. Отброшен нимб.

Одна любовь… и то уж не святая.

Доступно всё. Но воздух кончился: дышать

почти уж нечем. Сделать в пропасть шаг

мы можем сразу, руки опустив.

Но я так не могу. Игра ва-банк.

Потеря наименьшая: кто жив,

собраться в цирке и смеяться там.

Врасплох застигла нас трагедия большая.

Сесть в этот стул Коньку морскому предлагаю.

– Зачем не ты сама? – сказал ей Ник. –

Ты лучше всех нас знаешь этот город.

– Я не правитель. Я советник. Ну а их,

людей, волнует только внешняя персона. –

О том, как город смоется волной,

она смолчала правой стороной.

И выйдут тёмные, не в плане кожи, люди,

чтоб послебытность испытать на деле.

Они запомнят что-то из прелюдий,

но память их останется не в теле.

Число четыре значит смерть в Китае.

Глядящего из жизни – смерть пугает.

– Любой способен сесть на это место, –

воскликнул Башня, Вите потакая. –

С чего бы ты, покойнику невеста

и Паучиха – всё за нас решаешь?

Убийца неизвестен, говоришь?

Я знаю, кто убил: вот, ты стоишь!

Мы все тут в курсе, скольких уложила.