И в облаках, и на глубинах ходят рыбы.
Завал в любую из сторон низводит рай до
полянки выхолощенной. Не омерзенье ль?
Ад нужен (и приятен): для сравнения.
Собою управлял Артур снаружи,
а Лора с управленцем сочинилась.
Есть люди, что и раньше встречи дружат.
Знакомы триста лет, и… «Здравствуй, милый».
Опять в реинкарнации не лезу я,
иначе не закончу этот текст, жуя.
До клуба добрались с названьем "Куб".
Охранника на входе чуть ни дёрнуло
при виде Кобры. Трикстер всем был люб,
и страх успели подзабыть, её не видя тут.
– Вернулась, наконец, царица. – Здравствуй.
– Добро пожаловать домой. – Кто здесь у власти?
– Меняется, но как бы неизменна.
С тех пор, как Паука не стало, мы
не различаем лиц, пред кем колено
склоняем. Флаг свободы у тюрьмы.
– Меня искали? – Иногда бывало.
Нечасто. – Нет минут у карнавала.
– Царица? – так переспросил Артур,
когда они вошли. – Ну да, конечно.
Я говорила же тебе: творился сюр,
пока кончина представляла неизбежность.
– Вопрос старения найдёт решенье скоро.
– Тогда и молодость пройдёт, – сказала Лора. –
За стёклами творилась порнография.
И, вроде, танец, но лишь поступательный.
Мужчины; женщины; и те, и те; собаки и
игрушки; все хотели наказать себя
или другого, разбазаривая тело.
Из-за очков она на них глядела.
Спектакли садомазохические также
разыгрывались, вроде "одну юзать".
Когда вошли, был связан только мальчик
в костюме Белоснежки. Гномы прут в зад.
Кляп с формой яблока во рту. Ремнём по прессу.
Процессом руководствует принцесса.
– Нормально так. Ты чем тут занималась?
– Следила, чтоб держался клуб в порядке.
Здесь раньше не было засилия разврата.
Эстетика главенствовала. – Блядки
не хуже. – И не лучше. – Равнозначны.
– Решил Адам: падение – удача.
– Мифический? – К примеру. Как ни кличь,
считаю я, что здесь своей мы волей.
– Чтоб радости невежества постичь?
– Чтоб не взирать бесчувственно на море.
В страстях, сколь гадки б ни были они,
желанье слиться воедино. – Злоба в них.
– И это тоже. Время на контрастах.
– Бессмысленно, по сути, спорить вовсе. –
Так говорили меж собой они, пока с тех
вершин, где Инь плясала Яну, ни сошёл сон.
В обличье Ника. Рыжего, в веснушках.
Слегка хромающего. Он-то ей и нужен.
– Красотка Йормунганд! И снова не одна!
– Привет, Морской конёк. Я с меченосцем.
– Глубоководные, достали бы до дна,
не отбивай от головы поток вопросов.
Скажи мне, – зелены глаза, в щеках две ямочки, –
ты жить-то научилась? – Как венок плести. –
Присели на второй этаж. – Явилась
ты не по прихоти. Что за дела такие?
– Есть бункер у тебя под домом. Снилось
мне, что снесёт здесь всё. Мишенью в тире.
Я не ору, "идут ахейцы к Трое"…
– Кто ещё знает? – За столом мы, трое.
– Ты мне не говорила, – встрял Артур.
– Вот, говорю теперь. Потонет город.
– Причина? – Дно иных похуже урн.
Моря не терпят обращения такого.
– Мы знали, на что шли. – Ник закурил. –
Ян ещё Волком мне про это говорил.
«Сейсмической активностью охвачены,
настроили мы башен до небес».
– Ну так чего, попробуем удачи мы?
– Что б не рискнуть. Высоток вырос лес.
Когда придёт волна? – Сегодня ночью. – И,
присвистнув, парни на неё взглянули. С горечью. –
Бери всех наших. Иду. Мать мою.
– Она не в курсе? – Пляшет в кабаках.
– Ага, приплыли… отдохнуть на юг, –
Артур усмешку отпустил.
– В твоих руках
после того, как островом мы станем, всё
среди воды спасённое останется. –
Смотрела Лора на него. Он удивился.
– В моих? – Конечно. – Снова смена верха, –
вихры поправив, ухмыльнулся Трикстер.
– А ты? – Мне наводненье не помеха.
Останусь посмотреть на буйство бури.
– Ты чокнулась? – Взметнулся вихрь в Артуре.
Снаружи оставался он спокоен.
– Самоубийством всё-таки кончаешь? –
Осведомился Ник, прищурясь тонко. – Зори
меня порадуют, коль выживу случайно.
Но не полезу укрываться от ненастья.
Мне в радость жить. Погибнуть – вовсе счастье. –
С косой чуть ни до пят, слегка небрежной,
двадцать четыре года землю мерила.
Была и яростной, и хлопотной, и нежной.
В различие с носимым телом верила.
Из клуба вышли вместе. Ник звонил
всем, кого некогда Паук объединил.
– Ты спустишься со всеми. – Ей Артур
сказал, когда в сторонку отошли.
– Мой милый, – по щеке рукой, – я всю
дорогу про свободу говорила. C'est la vie.
– Верная смерть… – Сам посуди. Моя свободна воля.
Последний танец – словно в шёлк, одетой в море.
– Зачем тогда меня толкаешь вниз?
– Ты нужен им. Ты среди них не спишь.
– Мне разве дело есть до этого? Очнись!
Хотят потрахаться они и денег лишь.
– А после краха выжить захотят.
Тебя ж прельщает пустоты парад.
Вопрос творца и человека, не находишь?
Знаешь, как лучше, но даёшь на выбор право.
– Могу и не давать. – Тогда не сможешь
назвать меня, насильно спасши, равной.
– Заговоришь любого. Девочка, но Локи.
– Да ладно. Чёрный ход впускает в доки. –
Итак, увидев их перед глазами,
я поняла свой собственный кошмар.
Раз в катакомбах заперся он сам, то
силком не поведу. (Хоть мать – Иштар.)
Однажды на спине тащила из подвала
охранника, с ним репетируя пожар так.
Тот, по идее, должен был "спасать" меня.
Да, в ресторане тогда офиком работала.
Вдруг стукнулся ногой мужчина. Нам –
теряться? Пострадавшего попёрла я.
Ребята, фоторужья с телефонов