Дом, которого нет

Способны с первым встречным в ладу быть мы,

если в ладу с собой: во всех обличьях.

Не вытеснять ни холод, ни жару,

ни, чем бы ни была та, смерть саму.

Одни себя способны пересилить.

Другие ограничат точно в график.

Но есть и те, кто может только, выйдя

из "лично я", с собою совладать так.

Любой системе нужен сбой. Движение

предполагает ветхих схем уничтожение.

Земля накренилась, в критичной угол точке.

Меняют не впервые климат полушария.

Сливают воду в ниши ископаемых, вглубь почвы.

Пресная жидкость на вес золота близ Азии.

После коллективизма в странах бывшего Союза –

предельный эгоизм с финансовым абьюзом.

Европа наводняется исламом

в противовес распущенности нравов.

Америка уже сама не знает,

как изощриться (вне стены, Корана).

Конвейер одинаковых (где у́зки

глаза людей). В подслое – порногрузки.

Планета истощается со скоростью

критической. «Быстрей, сильнее, выше».

Попробуй, стань счастливым, видя это всё.

Самим смотренья фактом – хомо лишний.

Прогнозы безутешны. Да, однажды

закончится и шарик, и жизнь наша.

Суша уйдёт под воду. Там четвёртая

эпоха мне мерещится, опять.

Законы прошлого у нас, здесь, не работают.

Знать, новые пора изобретать.

Стереотипы: гендер, раса, возраст,

должны быть взорваны. Я говорю серьёзно.

И говорю, и понимаю, что самим

вот этим заявлением приближу

конец. Мой правый глаз слегка косит.

Последствия своих поступков вижу.

Исполню то, зачем пришла, и удалюсь.

Раз рушить надо, рушить буду. Пусть.

Возможно ль в десакрализированной эре

быть, как Гомеровы герои, богоравным?

Вот, братцы, стоящий вопрос для рассмотренья.

Эксперименты на себе всегда я ставлю.

Насколько глубоко и высоко

реально вникнуть с острова, где дом?

И что необходимо одолеть,

чтобы, спустя мытарства, стать такой?

Невежество и ложь, гордыня, смерть,

корыстность, эгоизм, разлом… Покой

за здорово живёшь никак не явится.

В обложке тела мир, что не схватить, живёт.

Сознаньем века тонкость вытесняется,

затем и лезет всё в психосоматику.

Молчу о том, что психика меняется

в зависимости от твоей манеры править ей.

Давить бессмысленно. Душа, она как женщина.

Чем меньше давишь ту, тем больше власти есть над ней.

Бетонные дома. В них жители амёбны.

Знакомьтесь: нищета. Знакомьтесь: голод.

Но, как ни мерзок бомж цивильному, он в тёмном

куске из урны найдёт вкуса больше,

чем в трюфелях иной гурман при бабках.

Там жизнь красна, где смерть без поводка есть.

Дороги разные, но к одному стремятся:

в своей тарелке чтоб не быть котлетой,

которой кто-то может насыщаться,

закусывая гречей и омлетом

(решаешь сам, кого собой кормить,

чтоб части тела и, теряя, сохранить).

Гастрономический пример не удался.

Нужны, как и триумфы, поражения.

Артуру представала Лора далеко не вся.

Такой, кем стала к встрече, то есть времени.

Но, как темно́ и жутковато ни было

их сочетанье, есть в нём доля… небыли.

Был бар и лето. Были рифы длинные

и сдвинутая шляпа от макушки.

Босые ступни той, что забралась за ним

на сцену, туфли сняв (с дождя в просушке).

– Пусти-ка к микрофону, счастье дамское. –

«Хоть сталь в тебе, по прочности – дамасская».

Нет никого и ничего. Нет даже звука.

Одна волна: мозаика из сегментов.

Собрать – нехитрая, на деле-то наука,

когда оригинал увидел в целом.

Свернула наизнанку куб зеркальный, вот и всё.

Где ей всех в зале видно, залу ж не видать её.

За париком, за линзами, за мимикой.

Один предатель – голос на вибрации.

Есть странность некая, на потолок подмигивать.

Но не странней, чем верить в ассигнации.

Да, она пела. И внимал народ,

что утро после ночи не придёт.

Нет ничего красивей, как по мне,

чем пара игрока с самой игрою.

Терзать гитару, рядом слыша с ней

живой вокал, на срыве, беспокойный,

как будто струны в горле зажимаешь…

Окей, на вкус и цвет (бот не товарищ).

Искусственный страшит нас интеллект.

Не менее – компьютер в человеке.

Когда спонтанность сведена на нет,

в глазах одних возможно то заметить.

И, выводя такого на эмоции,

скорей всего, с программой их столкнёшься ты.

Впервые оказался в ситуации

мужей своих любовниц сам Артур.

Определяться впредь не собиралась та,

диапазон чей – от низов до верхотур.

Смеялась на вопрос про её цель.

И неизменно называла смерть.

Сначала думал в их семье стать третьим.

Прикинув, что да как, ту мысль отмёл.

Ведь не всеобщая она, хоть и ничейна:

ведёт за руку впереди, плевав на пол.

«Какого дьявола я сам ввязался в это?» –

заноза в мыслях, будто хвост кометы.

К июлю в нашей странной троице возник

предвиденный разлад. Случилась Лора,

которой надоело быть на одном месте. Ник

давненько приглашал в родимый город.

Супруг был погружён в работу так,

что посторонних выносил он кое-как.

Саму её он подменил о ней раздумием.

Чем больше знал, тем меньше понимал.

Огонь горящий, водное безумие,

порывы ветра, под землёй слюда –

эфир исчез, нет связи без эфира.

Трагедия лабораторий всего мира.

Квартиру оборудовал системой,

что голос Лорин воспроизводила.

Так много техники; тепла так мало в стенах!

Представить робота живым лишь мозг наш в силах.

Давайте спросим тех, кто с гуманоидом

делит постель: «Способно стать любовью то?»

Односторонней разве. Ладно, затыкаюсь.

Сама в одни ворота матч продула.

Но "не жалею, не зову", даже не каюсь.