Дом на кладбище

— Они такие же чудные, как вы?

— О нет, это жалкие, глупые существа, не стоит даже о них говорить. Шарлотте восемнадцать, нескладная, нелепая девица, она так мала, что проходит у меня под локтем. Эмили шестнадцать, тощая, как щепка, лицо размером с монетку. Ну а Энн — ничтожество, полное ничтожество».

Достается в «Моей Ангрии и ангриенцах» и Ховорту (вспомним, что в письме Эллен Шарлотта назвала свой город «дикой горной деревушкой»):

«— Я — житель Ховарда, это великий город в Уорнерских горах, который находится во владении великого и непревзойденного джентльмена Уорнера Ховарда Уорнера эсквайра (и с этими словами он снял шляпу и низко поклонился.) В городе четыре церкви и более двадцати великолепных отелей, а также улица Таан-Гейт, в сравнении с ней меркнет даже проспект Бриджнорт во Фритауне.

— Что за вздор вы несете, Уиггинс! — вскричал я. — Мне ли не знать, что Ховард — всего лишь жалкая деревушка, затерянная в болотах. В нем всего-то одна церковь и грязная пивная, которая видится вам роскошным отелем».

Произвели на Эллен впечатление и колоритные обитатели пастората. И в первую очередь, конечно, седовласый хозяин дома с его манерой высокопарно выражаться, читать нравоучения, раздражаться по пустякам и пересказывать не без мрачного юмора истории, которые он каждодневно выслушивал в церкви от своих прихожан. Гостью умиляли его пунктуальность, постоянные жалобы на здоровье и обилие дел и пугал странный обычай ложиться спасть с заряженным пистолетом и разряжать его по утрам.

А также — вечно улыбающаяся (даром что методистка, суровая пуританка) тетушка Брэнуэлл. Не успела Эллен войти в дом, как маленькая старушка в крестьянских деревянных башмаках на толстой подошве тут же, не чинясь, подошла и сунула перепуганной девочке под нос свою золотую табакерку со словами: «Табачком угоститесь».

Запомнился — не мог не запомниться — и юный Брэнуэлл. Эрудированный, остроумный, хорошо подвешен язык. Небольшого роста (хотя на автопортретах изображает себя эдаким великаном), огненно-рыжие, как в свое время у отца, волосы, высокий лоб, длинные, густые бакенбарды, лицо то и дело кривится от тика. Очки, которые он то и дело роняет, строптивый нрав, непомерное самомнение, бурные эмоции по любому поводу, увлечение дальними пешими и конными прогулками (опять же в отца!). Запомнился игрой на флейте и на органе в церковном оркестре и в Ховартском филармоническом обществе. А также — живописью и боксом; маленький, щуплый брат Шарлотты с рвением боксировал в местном спортивном клубе: «Должен же я уметь за себя постоять». Постоять за себя он так и не научится.

Кстати, о живописи. Брэнуэлл уже давно решил, что станет профессиональным портретистом и обязательно, чего бы это ему ни стоило, будет учиться в лондонской Королевской академии искусств. Пишет он, в основном, маслом, заставляет сестер себе позировать, однажды написал семейный портрет («Три сестры»), где он сидит в окружении Шарлотты, Эмили и Энн; портрет этот, кстати сказать, находится сейчас в лондонской Национальной портретной галерее. У восемнадцатилетней Шарлотты на портрете длинные, забранные в узел волосы, платье с высоким, принятым в то время у незамужних девиц, воротником, тяжелая челюсть, высокий лоб, крупный рот, крепко сжатые, тонкие губы, темные глаза хранят неукротимый блеск. Волевой рот, тонкие губы отличают и младших сестер. Шестнадцатилетняя Эмили и четырнадцатилетняя Энн похожи, у обеих вытянутые лица, вьющиеся темные волосы до плеч, пристальный, чуть презрительный взгляд близоруких глаз.

После отъезда гостившей у подруги Эллен прошло всего несколько месяцев, и Шарлотта тоже собралась в дорогу. Не она одна; разъезжалась вся семья. Вот что пишет Шарлотта в письме Эллен от 2 июля 1835 года — дата для семьи Бронте значимая:

«Мы все едем в разные стороны, кто куда, расстаемся надолго. Эмили едет в школу, Брэнуэлл — в Лондон, а я — учительствовать. Это решение я приняла сама, поняла, что надо же когда-нибудь предпринять этот шаг, и чем скорей, тем лучше, не откладывать его, как говорится, в долгий ящик. Ко всему прочему, я же понимаю: папе с его ограниченными средствами придется теперь нелегко, если Брэнуэлл пойдет учиться в Королевскую академию, а Эмили — в Роу-Хэд. Ты спросишь, куда я еду учительствовать. Школа эта находится всего в четырех милях от твоего дома, дорогая, и нам с тобой она неплохо знакома, ибо это, представь, та самая Роу-Хэд. Мисс Вулер меня пригласила, и я сочла, что лучше воспользуюсь ее предложением, чем идти в гувернантки. Мне грустно, очень грустно от мысли, что я покидаю родной дом, но Долг, Обязанность — хозяйки взыскательные, неподчинения они не потерпят».

В пасторате, таким образом, остались лишь стар и млад: Патрик, тетушка Брэнуэлл и пятнадцатилетняя Энн, о которой списанный с Брэнуэлла Бенджамин Патрик Уиггинс отозвался, вспомним, не слишком лестно: «Ничтожество, полное ничтожество».

8