Дом на Северной

— Видишь, — тихо сказал шофер, и тут только она заметила, что он почему-то грустный, растерянный, в его голосе так и прорывалась печальная нотка, — видишь, я о тебе думал. А думала ли ты, красавица, обо мне?

— Да, — еще тише ответила Катя, помедлив. И тут неожиданно для себя чуть не заплакала, вспомнив, как сидела в комнате, как скрывала от самой себя, что мужем все время видела в своих мечтах Юру, и, боясь разреветься, встала.

— А я вот привез, — протянул шофер руку.

Она коснулась руки, почувствовала, как вздрогнула его рука, потом нащупала и сам подарок — на горячей огромной руке лежало что-то холодное. Катя, испугавшись холодного, отдернула руку.

— Да ты, Катенька, дотронься, пощупай.

Юра придвинулся совсем близко к ней, так близко, что она слышала, как он дышит. Она хотела отступить назад, но что-то ее держало, хотела ступить вбок, но не могла поднять ногу, чувствуя, как немеет телом, как прихлынувшая кровь затопила грудь, шею, лицо, как сдавило в груди и дышать стало труднее. Однако, несмотря на желание отойти, стоять вот так, чувствовать рядом Юру, его дыхание было приятно; горячая волна крови, заполнившая грудь, всколыхнула в ней давно забытые ощущения, и, боясь шевельнуться, чтобы не упасть, Катя некоторое время стояла, словно неживая, только в голове какая-то мысль копошилась, жила сама по себе и торопила Катю, торопила куда-то…

— Юра, — Катя ослабевшей рукой вытерла вспотевший лоб.

— Возьми, — попросил он, осторожно дотрагиваясь до ее руки. — Бусы.

— Бусы? — спросила Катя, опускаясь на лавку. Ей хотелось закрыть глаза, не говорить, а так вот плыть в полусне, когда мысли и чувства, слившись воедино, влекут тебя в чудную, прекрасную страну под именем сон.

Юра что-то говорил, она ничего не могла расслышать, понять, слова будто пролетали сквозь нее не останавливаясь, и она не улавливала их смысл.

— Бусы? — переспросила шепотом Катя.

Он ловко взмахнул руками, и не успела она моргнуть, как накинул на шею бусы. Они холодной полоской обхватили шею, и Катя от неожиданности даже вскрикнула. Юра рассмеялся, положил ей на плечи руки, поцеловал ее, и она не отстранилась, как было всегда, а только замерла, задержала руки на бусах, подалась вперед, и спустя минуту, когда Юра сидел молчаливый, спросила:

— Юр, а что это за бусы?

— Вот они, Катенька, — оживился он, придвигаясь к ней поплотнее. — А я заглянул в магазин, гляжу — ну, всего полно, товаров для женщин больше, чем у кочующих цыган, а бусы — желтые, полные, так и переливаются на солнце — лежат под стеклом на витрине и говорят мне настоящим, — черт, возьми цыгана голыми руками, обожжешься! — настоящим человеческим голосом: «Вот, молодец удалой, цыган, возьми бусы, подари Кате. Красивые! Особливо днем». Вот днем посмотришь — сразу меня вспомнишь. А как вспомнишь, так и полюбишь.

— Скорый какой! — рассмеялась Катя.

Говорил он быстро, глядя Кате в глаза, и глаза его в темноте от далеких звезд поблескивали таинственно и загадочно, и он словно задыхался, все убыстряя и убыстряя речь, и то ли оттого, что говорил торопливо, то ли еще отчего, но от разгоряченного Юры так и несло жаром.

— А как же ты ночью домой пойдешь? Вон в прошлый раз оставили поддевку, фуфайку и подушку на сарае, а дождь пролил. Ой, что было! Дождь прямо лил, что тебе из ведра. Так намокло все, подушка расползлась. Еле-еле просохла! Вот ты какой вред дяде Ване навел. Ой, хорошо он не знает. Ой, сраму бы было!

— А я так на сено ляжу, — сказал Юра. — И буду тихо лежать. — И он показал, как будет лежать и насколько будет тих и спокоен.

— Нет, Юра, иди домой. Спасибо тебе за бусы.

— Я вон в какую темень притопал, Катя. Все тебя тут караулил, — с обидой сказал он. — Вон на моих двенадцать только.

— А то мало? — удивилась Катя, растерявшись от его обиды, и присела рядом. — Времь-то сколько вон!

— Так ну что там, — махнул он рукой, встал, собираясь уходить. — Дело не во времени.

— А в чем?

— А в том, — ответил он, слегка присвистнув, и не попрощавшись направился по улице прочь от Кати.

— Юр, ты уходишь?

— А что мне, Катенька, делать?

Он шел медленно, вздыхал, потом остановился, подождал, пока подойдет она, и взял ее за руки.

Попрощавшись с Юрой, она, все еще смеясь и вздрагивая от смеха, чувствуя, как по всему телу разливается спокойное, приятное тепло, направилась к себе.

Еще не встало солнце, и цепочки облаков по горизонту как бы в задумчивости, не освободившись от ночной дремы, медленно плыли встречать на восток солнце, туда, где реденькие облака, словно пушинки, висели над белым, ярко исходящим светом ранней зари, сильно полыхнувшей из-за края неба. Катя выглянула в окно, протопала босиком по холодному полу к другому, плохо соображая со сна. И тут услыхала — на улице лаяла собака. «Ах, вон оно что», — подумала усмехнувшись, направляясь снова к кровати, но тут догадалась, что собака лает где-то недалеко.