– Теперь ваша очередь помогать, девчонки! – прокричала она, толкая дверь бедром. Мы с Надией присоединились к ней и изо всех сил принялись биться о дверь бедрами. Та скрипела под нашей атакой и после двадцати с чем-то ударов сдалась и выплюнула нас на чердак. Внутри было темно и затхло, и мы ничего не видели. Я упала на пол, ладонями вперед. Толстый слой пыли испачкал и руки, и тунику. Я встала и попыталась отряхнуться. Тусклый свет проникал на чердак из узких щелей высоких окон. Когда наши глаза привыкли к темноте, мы увидели сложенные друг на друга на полу сотни книг. Их обложки покрывала пыль, скрывая названия. Мы прошли по чердаку, заваленному холщовыми мешками с книгами. Пустые мешки валялись в углах. Было ясно, что книги сюда принесли без малейшего пиетета и уважения. Мы едва могли разобрать названия в темноте, но наконец-то нашли сокровище.
– Надо завтра принести фонарик, – сказала Нуша.
– Будем приходить сюда каждый обед и изучать книги, – сказала я.
Я была в восторге от нашего триумфа. Все эти книги манили меня. Я хотела взять их и позаботиться – почистить обложки хлопковой тряпочкой и провести пальцами по запретным словам. Я жаждала радостного волнения, которое крылось на страницах этих книг. Мы принялись танцевать вокруг, заглядывая в их тайный мир. Единственным, что по-прежнему меня удивляло, было то, что подсказку дала Ширин. Почему она привела нас на чердак, если следовала той же линии мысли, что директриса и другие учителя?
Следующие недели мы развлекались с сотнями книг на чердаке актового зала. Надия перестала ходить с нами после первых двух недель, потому что не читала с таким энтузиазмом, как мы. Каждый обеденный перерыв мы с Нушей доставали спрятанные под сломанным стулом на лестнице фонарики, наполняли легкие привычным запахом ванили и толуола, который стоял на чердаке, и вгрызались в страницы разных книг. Мы нашли русские романы вроде «Войны и мира», «Анны Карениной» и «Записок из подполья», сложенные в достигающие краев высоких окон стопки, будто мраморные колонны. Книги, о которых я никогда и не слышала, авторы, которых я не знала. Нуша с удовольствием читала лекции о Толстом, Достоевском и Гоголе. Представлять мне мэтров русской литературы доставляло ей величайшее наслаждение. Я была посрамлена ее обширными знаниями. Однажды на том морозном чердаке я спросила:
– А ты читала все эти книги, Нуша? – Я пролистывала первый том «Войны и мира».
– Не все, конечно. И не эту конкретно. Но я слышала о них с самого детства. Мой папа преподавал русскую литературу в Тегеранском университете до революции.
– Если все эти книги есть в вашей библиотеке, зачем тебе искать их?
– Ты разве видела, чтобы я хоть касалась этого твоего русского столба?
– Нет.
– Вот именно. Меня интересуют особые запретные книги, о которых ты даже не подозреваешь!
Она указала на стопки книг, названия которых я не могла понять или даже правильно прочитать имена авторов – книг вроде «Манифеста коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса, на самом деле тоненького буклета, и книги об историческом материализме или прочих в таком же духе. Я всегда полагала, что художественная литература была самой впечатляющей формой письма и никогда не могла и представить, что двенадцатилетняя девочка может интересоваться книгами, которые мне казались невнятной тарабарщиной.
– О чем они? – спросила я.
– Мой брат просил найти и прочитать их.
– А как твой брат узнал об этих книгах? – Я обернулась, указала на русские книги и спросила: – И почему ты слушаешь его и читаешь те вместо этих?
– Можи, ты спросила разрешения своей мамы прийти в наш дом?
– Да. Она сказала, что можно.
– Значит, тогда я и расскажу тебе. Это длинная история. – Она бросила взгляд на свои часы и сказала: – Нужно взять несколько книг и уходить. Обед закончился.
Я по одной тайком вынесла с чердака «Войну и мир», «Анну Каренину» и несколько других романов. Я украла из маминого шкафчика для шитья несколько листов кальки и завернула в нее книги перед выходом с чердака. Книги я спрятала между туникой и подкладкой пуховика и застегнула его до самого подбородка. Мы выглянули с лестницы и удостоверились, что в холле школы никого нет, прежде чем выйти из здания актового зала. Когда мы дошли до класса, то притворились, будто взяли книги в библиотеке. Поскольку они были завернуты в бумагу, никто не подозревал, что мы стащили их с чердака.
Добравшись до дома, я вздохнула с облегчением. Я могла с удовольствием касаться страниц без того, чтобы пальцы синели от жгучего холода чердака. У меня было все время мира, чтобы погрузиться в истории без страха быть пойманной с поличным в стране запретных книг. Анна Аркадьевна заворожила меня. Я влюбилась в ее историю.
Во время общего собрания в декабре госпожа Задие пожаловалась на скорбное количество учениц, которые ходят на полуденную молитву.