Дом на солнечной улице

– Мы заметили, что вы занимаетесь чем угодно, кроме посещения намаза. Мы не для того удлинили обеденный перерыв, чтобы вы бегали за мячом или непрестанно прыгали через резинку. Было сказано пророком – мир ему, – что лучшее, что может делать мусульманин в течение дня, – это молиться Аллаху. Я вижу, что вы бежите от молельного зала! С сегодняшнего дня мы будем напоминать вам о намазе азаном.

В тот день идти на чердак во время обеденного перерыва было неразумно. Впервые в жизни я решила присоединиться к полуденному собранию и молиться с имамом. Я сказала Нуше, что и она должна пойти. Она сказала мне идти, а она подойдет через несколько минут.

Белые стены в молельном зале призывали всех к молчанию. Арочные окна, выходящие на задний двор, впускали сквозь полупрозрачные шторы слабый свет. Позади имама на ковре скотчем были размечены ряды для учениц. Девочки топтались вдоль линий, пытаясь встать плечом к плечу. Почти все принесли на молитву цветастую чадру. Немногие постарались, чтобы чадра полностью покрывала их волосы. Некоторые положили перед собой кусочек коричневатой глины и упирались в него лбом, когда стояли во время молитвы на коленях. Возле двери была коробка с такими кусочками разной формы. Девочки, у которых не было своего, брали их из коробки. Зайдя в зал, я взяла кусочек в форме сердца и встала на цыпочки, пытаясь выглядеть Нушу в толпе. Я нигде ее не видела. Я подозревала, что она могла из упрямства пойти на чердак в одиночестве, даже в такой опасный день. Я заметила, что возле коробки с глиной стоит Ширин.

– Как у тебя дела, Можи? В последнее время тебя не видно в библиотеке, – радостным тоном сказала она.

– У меня все хорошо, госпожа Ширин. На переменах я занята уроками.

Она кивнула.

– Хочешь встать рядом со мной во время намаза?

– Конечно. С радостью.

Я следом за ней прошла в передний ряд. Едва девочки узнали ее, они расступились, освобождая место. Перед рядами молящихся было особое место под названием михраб. Оно было отведено для имама – чтобы тот стоял на коленях во время намаза и читал проповеди. Михраб был украшен персидским ковром тонкой ручной работы. Ширин встала позади него и пригласила меня встать рядом. Я втиснулась между ней и высокой девочкой, которая поправляла свою чадру.

– У меня нет чадры, – сказала я.

– Не переживай, – сказала Ширин. – У меня тоже. Но ты можешь прикрыть волосы и руки от локтей до запястий, и этого для намаза будет достаточно. – Она подтянула платок вперед, и из-под него выскользнула длинная каштановая коса. – Поможешь мне спрятать волосы под тунику? – У нее не получалось сделать это самостоятельно.

Ее волосы, будто вертлявая форель, пытались выскользнуть из моих рук, когда я пыталась засунуть их обратно под тунику. На тонкой коже ее шеи, прямо под линией роста волос, я увидела тонкий рисунок хной. Сложно было определить, что именно нарисовано, но мне показалось, что это хвост птицы, а ее тело – представилось мне – тянется по ее правому плечу и груди. Я была шокирована этим рисунком на шее Ширин. До этого дня я видела рисунки хной только на руках и ногтях Азры. Мне хна никогда не нравилась, и я не разрешала рисовать ей на моих руках. Но у Ширин был рисунок на шее, подробный – изящная птица, которую кто-то, должно быть, часами рисовал на ее груди.

Мы все стояли плечом к плечу в ожидании появления имама. Госпожа Задие вышла с заднего ряда и прошествовала к михрабу. Ширин отошла и поклонилась, как только заметила ее. В переднем ряду были и другие учителя. Госпожа Задие сказала всем «салам» и встала на молельный коврик, а одна из девочек запела азан. Госпожа Задие достала из коричневой кожаной сумки белую чадру и накинула поверх своего химара. Чадра была зашита спереди и закрывала подбородок. Она заслонила уши ладонями, и громкое «Аллаху Акбар» приглушило перешептывания в зале. Никто не шевелился и не произносил ни единого слова. Единственным голосом, который я слышала, было пение госпожи Задие. Я много раз слышала эти строки из Корана, но не знала, как точно они переводятся на фарси. Я не была уверена, в каком порядке надо становиться на колени, опираться лбом об пол или подниматься, но старалась делать как все. Вот только я сделала одну ошибку. Не зная, куда девать руки, я переплела пальцы. Ширин понадобилось всего несколько мгновений, чтобы вмешаться. Не говоря ни слова, она расцепила мои ладони и вложила свои пальцы в мои. Весь намаз она держала меня за руку. Меня это ошарашило, и я не знала, что делать. Я не посмела выдернуть руку.

Едва читавшая азан девочка объявила конец молитвы, пропев «салам», Ширин позвала меня по имени. Все по-прежнему сидели на ковре, поджав под себя ноги. Она повернулась ко мне лицом и прошептала на ухо:

– Мы не рабыни Аллаха. Мы стоим как любимые перед Возлюбленным. Не сцепляй руки, как делают сунниты.