Дом на солнечной улице

– Позвонил баба́ и велел мне провести тебя прямо в нашу комнату. Ты должна сидеть там, пока он не вернется домой. – Она сощурилась. – Какое безобразие ты натворила в школе?

Мне хотелось, чтобы в нашей комнате, как обычно, делала на корточках домашнюю работу Мар-Мар. Я могла найти утешение в ее объятьях и рассказать ей все до того, как начнется второй за этот день допрос. К сожалению, Мар-Мар и Мо были в гостиной вместе с ака-джуном и Азрой. Мама́н закрыла за мной дверь и оставила в тишине нашей спальни. Каждый полученный мной сигнал давал знать о близящейся буре. На что мне надеяться? Я сняла платок и тунику, села у французских окон и выглянула в сад. Смоквы на старом дереве еще не поспели, но воробьи чирикали то тут, то там, поклевывая зеленые плоды на самых высоких ветках. Голова не проходила. Я приоткрыла дверь, надеясь, что залетит сквозняк и сдует боль.

Через час, тянувшийся, казалось, целый день, прозвенел звонок, и у ворот появился баба́. Я попыталась по жестам у ворот распознать его настроение, но не могла рассмотреть контуры губ и морщинки у глаз. В сумраке сложно было разобрать злость в его осанке. Через несколько минут мама́н и баба́ зашли в комнату. На лице у баба́ было строгое выражение, а плечи были отведены назад, будто он готовился к битве один на один. Мама́н выглядела раздосадованной, и морщинки на лбу проявлялись сильнее, чем прежде.

Я тут же встала.

– Салам, баба́, – сказала я.

Он покачал головой, но не ответил.

– Закрой дверь. Я не хочу, чтобы кто-то слышал наш разговор.

Я закрыла французское окно и встала возле него. Мама́н и баба́ сели на матрас, лежащий у стены.

– Подойди и сядь здесь, – велел баба́.

Я упала на колени перед ними, ничего не слыша за пульсацией раздувшихся вен в ушах.

– Мне так стыдно за случившееся, баба́. Обещаю, что не буду больше нарушать школьных правил, – сказала я.

– Я сейчас волнуюсь не за школьные правила, – сказал баба́. – Мне нужно знать, что ты читала последние месяцы.

– Ты приносила книги домой? – спросила мама́н.

– Если приносила, сходи за ними. Мы должны все их посмотреть.

Я спрятала книги возле варений и солений Азры в кладовой второго этажа, которая вела на крышу. Я думала, что никто не пойдет туда и не будет шарить по полкам между старых журналов и брошюр, среди вишневых джемов и гранатовых соусов. Я поплелась наверх, надеясь, что смогу перепрятать книги, которые взяла у Нуши, но мама́н пошла за мной, следя за каждым моим шагом. Она покачала головой, когда увидела гору книг в кладовке.

– Все это время и ты не сказала нам ни слова о книгах?

Я была почти в слезах. Мама́н помогла мне снести книги вниз, в нашу комнату. Баба́ просмотрел их страницу за страницей, удлиняя пытку чтением пометок, которые я нацарапала на полях, и предложений, которые подчеркнула. Растущее напряжение раздавливало меня, будто белые простыни, которые мама́н гладила горячим утюгом. Слова любви между Анной и графом Вронским, которые отзывались в сердце, раздались в ушах визгом, когда баба́ прочитал их вслух. Не помню более постыдного момента во всей своей жизни, чем тот вечер. Они раскапывали мои скрытые сокровища одно за другим, пытая меня стыдом обнаженных эмоций. Я хотела, чтобы под ногами разверзлась черная бездна и поглотила все мое существо, спасая от позора, душащего прямо на глазах родителей. Как могли баба́ и мама́н так со мной поступить? Как могли они позволить себе вытащить наружу самые мои тайные чувства, читая мои пометки?

Мама́н в молчании не отрывала от меня глаз, пока баба́ перекладывал книги. Красная обложка «Манифеста коммунистической партии» появилась в стопке.

– Что это? – баба́ повысил голос. – Это ты тоже нашла на школьном чердаке?

Мама́н закрыла рот ладонями, удерживая себя от комментариев или крика.

– Отвечай мне! – проревел баба́.

Я закрыла лицо руками и заныла. Я больше не могла сидеть ровно. Я села на корточки и спрятала лицо в коленях.

– Мне так жаль, баба́! – провыла я.

– Можи, где ты ее взяла?

– Она была… была… на чердаке. Я… я… я не брала ее, – пробормотала я.

– Я не слышу.

Мама́н подошла, подняла мне голову и выпрямила спину.

– Как эта книга оказалась здесь? – спросил баба́.

– Сначала ее взяла Нуша, но потом дала мне с другими книгами из своей библиотеки.

– Ты осознаешь последствия, если бы тебя застали за чтением этого? Тебя могли бы арестовать! – прокричал баба́. – Ты живешь в какой-то другой стране? Ты такая наивная или специально ведешь себя так, будто не понимаешь ситуацию, в которой мы живем? – Баба́ стукнул себя по лбу. – Можи, ох, Можи, чем ты занималась все это время?

Я заглотила воздух между всхлипами, чувствуя, как кружится голова. Мама́н погладила меня по спине, пытаясь успокоить. Я едва могла разглядеть баба́ сквозь пелену слез, которые застилали глаза. Хоть у меня и было чувство, что те книги могли быть опасны, я никогда не задумывалась о масштабе опасности, которая могла грозить мне и моей семье.