Дом на солнечной улице

– Тебе тоже надо неделю сидеть дома? – прошептала я.

Нуша покачала головой.

– Я не вернусь в школу, Можи.

В глубине души я уже знала ее ответ, но пыталась обмануть себя и игнорировать факты, надеясь, что наказание у нее будет таким же, как мое. Ее ситуация была хуже моей. Она не ходила на полуденную молитву и не имела сильных сторонников вроде Ширин.

– Меня отчислили из школы. – Она пожала плечами и оперлась о столб шпалеры. Нам обеим было тяжело слышать это слово. Мы знали, какую отметину оно несет с собой. – Баба́ думает, что не стоило меня изначально отправлять туда, – сказала она. – Это неподходящая для меня образовательная среда.

Я хотела поднять тему опасности, в которую она поставила мою жизнь, таская с собой те книги, но заколебалась после ее слов. Нуша и ее семья сами были в курсе ситуации. Какой был смысл в том, чтобы обличать ее в тот момент?

– Мне так жаль слышать это, Нуша, – сказала я. – Что ты будешь делать?

– Учебный год почти закончился, Можи. Нечего и надеяться, что меня возьмут куда-то еще. Родители и не хотят посылать меня в другую школу.

– В каком смысле?

– Они думают о том, чтобы на следующий год послать меня учиться за границу. Куда-нибудь в Европу, возможно, в Париж, – сказала она.

– О, у вас там родственники? Ты одна поедешь? – от удивления я нахмурила лоб.

Она покачала головой:

– В школу-интернат, наверное.

На мгновение я представила себя на ее месте. Мысль о том, чтобы уехать из Ирана в другую страну в полном одиночестве, пугала меня до смерти. Я бы и дня не протянула без родителей и Мар-Мар.

– Ты не боишься ехать одна?

Она опустила голову и принялась водить кроссовкой по щели между плитками.

– Баба́ говорит, в этой стране оставаться страшнее. – Она подняла на меня наполненные слезами глаза: – Что еще мне делать?

Сердце пронзила боль. Ее отсутствие в школе стало еще одним ударом по моей и так кровоточащей ране.

– Хочешь принести мои книжки? – наконец спросила Нуша.

Я побежала в нашу комнату за книгами. Собирая их по одной, я вспоминала все то время, что мы проводили в школе, сидя за одной партой, обсуждая книги и крошечные обыденные вещи, которые сплетали нас вместе. Я уже скучала по ее живому настрою и упрямому характеру, по чудесам, которые мы находили, исследуя новые горизонты в спрятанных книгах.

Когда я вернулась, Манух и мама́н уже завершили свою беседу. Они ждали меня под шпалерой.

– Не теряй контакта с Нушей. Ей нравится ваша дружба, – сказал мне Манух.

– Я буду писать тебе, когда все устроится, – сказала Нуша. На губах у нее появилась слабая улыбка. Она села на колени и расстегнула рюкзак, который поставила на плитку. Сперва она сложила в него книги поменьше, затем расстегнула его шире, чтобы втиснуть «Картины Эрмитажа». Правый верхний угол блестящей обложки был чуть надорван.

– Прости, что она выглядит хуже, чем когда ты мне ее одолжила, – сказала я. – Я нечаянно порвала обложку ногтем.

Она внимательно рассмотрела обложку под флуоресцентной лампой. Она перелистнула страницы и пробежалась пальцами по картинам.

– Почему бы тебе не оставить ее себе? – она протянула мне книгу. – Это будет мой подарок!

Я не могла поверить, что она отдает мне книгу. Я обернулась к мама́н – не против ли она, что я приму такой дорогой подарок. К моему огромному удивлению, она кивнула и сказала:

– Ты такая добрая, Нуша-джан. Можи будет счастлива получить эту книгу.

Я поблагодарила ее и взяла из ее рук книгу. Я встала на колени рядом и обняла ее, стиснув «Картины Эрмитажа» нашими телами. Мне не хотелось ее отпускать, – она была моей лучшей подругой. Нуша и Манух попрощались и исчезли в серебристом свете фонаря, который освещал Солнечную улицу.

Я часто размышляла о том, что случилось с Нушей. Смогла ли она уехать из страны? Она никогда мне не писала.

После той ночи я ее больше не видела.

Первым, что я заметила в классе субботним утром, был пустой оливковый стул Нуши. Теперь вся парта была моей. Никто не спихивал свои книги на мою половину, чтобы освободить себе место. Никто не говорил «салам» неунывающим голосом, спрашивая: «Что ты читала на выходных?» Мне пустое место бросалось в глаза сильнее, чем кому-либо, и ее отсутствие ранило сердце.

– Можи, ты где была на прошлой неделе? – крикнула высокая девочка с задней парты.

Я не знала, как быстро разошлись слухи обо мне с Нушей.

– Приболела немного, – крикнула я в ответ.

– И чем это ты таким заболела? Поносом? – съязвила посреди шумного класса другая.

– Где твоя вторая половинка? Тоже болеет?

Я пожала плечами, делая вид, что ничего не знаю.

Мы начали урок с математики. Госпожа Борхани повторила пятый постулат Евклида и второй раз доказала его. Как в повторяющемся кошмаре, я снова оказалась в мире параллельных прямых. Неделя пыток втиснулась между бесконечных линий. Каждую минуту этого урока я мечтала о том, чтобы прозвенел звонок и началась перемена. Больше всего на свете я хотела увидеть Ширин.