Дом на солнечной улице

– Верно. Именно это я и хотела тебе сказать. – Она поднялась со своего места и пробежалась глазами по книжной полке у окна. Книги там были тщательно отсортированы, начиная с толстых книг в твердых блестящих переплетах и кончая тонкими в мягких обложках. У некоторых даже были названия на английском. Я всегда гадала, насколько хорошо она знает английский. У большинства книг сверху торчали маленькие кусочки бумаги, будто плоские птицы сидели на кривом проводе. Она опустилась на колени перед нижней полкой, достала пару книг, а затем затолкала их обратно.

– Раньше была тут, – сказала она, качая головой. – А теперь не могу найти.

– Что ты ищешь, госпожа Ширин?

– Я хотела показать тебе изображение удода в одной из моих книг. – Она вдруг хлопнула себя по голове обеими руками. – Ага, теперь вспомнила, я унесла эту книгу домой. – Она вернулась на место и сказала: – В той каллиграмме – это, по сути, каллиграфия в форме птицы – имя Аллаха, слово Бисмилля, написано на клюве удода. Это отсылка к строкам об удоде в Коране. В истории царя Соломона в Коране удод – посланник царя. Ты, конечно, видела связь между удодом и царем Соломоном в стихах.

– Да, так его зовут в книге Аттара, «птица Соломона». Но какое отношение эта каллиграмма имеет к…

– В некоторых случаях, Можи, изображение стоит тысячи слов. Божественность, моя дорогая, – это вещь, дарованная некоторым, а не заслуженная людскими усилиями.

– Что ты имеешь в виду, госпожа Ширин?

– Я имею в виду, что птицы действительно выбрали своего лидера в сюжете, но они не могли выбрать никого иного. Божественность пала на удода в день его рождения. Птицы всего лишь своими действиями открыли его истинную сущность.

На лице у меня, наверное, было от ее объяснения страшное замешательство.

– Понимаю, что тебя это удивляет, – сказала она, – но в твоих строках не хватает именно этого. Процесс выборов в исламской теократии совершенно отличается от выборных процессов в западных обществах. Мы голосуем, только чтобы обнаружить, кого уже избрал Аллах.

– Так кто тогда выбирает лидера? Мы или Аллах? Я запуталась.

– Мы и не мы. Аллах обнаруживает Свой выбор через нас. Удод в рассказе Аттара избранный, идеальная и беспорочная птица, способная привести стаю к Симургу. Птицы всего лишь приоткрывают предназначенную ему роль.

В тот миг она открыла мне целый новый мир. Я задумалась: неужто все, что я узнала о ценности человеческих усилий в стремлении к идеалу, было неправильным?

– Ты поэтому сказала, что эта история никогда прежде не была так значима для нашего общества, как сегодня?

Она улыбнулась.

– Правильно, Можи. Ты совершенно правильно поняла. Мы птицы, а имам Хомейни – наш удод в поисках Аллаха.

Я какое-то время молчала, глядя на золотые искорки в ее глазах. Хомейни снова настиг меня в ее кабинете. Я никогда не чувствовала особой близости с людьми, которые так сильно его любили. Я считала, что есть какое-то безумие в их эмоциональном восприятии и цепочке их мыслей, в том, что из любви к нему они готовы были пожертвовать своими жизнями. Но в тот миг я вдруг поняла, почему миллионы иранцев превозносили этого святого мужа, этого аятоллу. Он был величайшим лидером, которому было суждено вести их в поисках Аллаха. И разве «аятолла» не значит «знамение Аллаха»?

Я так сильно запаздывала с пьесой, что Ширин пригласила меня к себе домой дописать сценарий вместе с ней в пятницу. Я только однажды в пятом классе была у учительницы на дне рождения ее дочери – моей одноклассницы, – а кроме того, ни разу не переступала порог учительского дома. Мама́н была в курсе процесса написания пьесы, поэтому разрешила мне пойти домой к Ширин. К моему удивлению, мама́н предложила подвезти меня до квартиры Ширин, хотя она была в западной части Тегерана. Она жила в Экбатане – одном из тогда только выстроенных новых жилых кварталов.

Мы приехали ранним утром. Мама́н оставила «Жука» на парковке перед зданием и нажала на звонок возле номера квартиры Ширин. Ширин ответила и открыла нам дверь в подъезд. Поднимаясь на лифте на этаж Ширин, я чувствовала, как бьется в ушах сердце. Я старалась держать себя в руках, чтобы мама́н не заметила моей тревоги. Но как я могла быть спокойной, когда вот-вот увижу Ширин в ее доме?

Мама́н постучала в дверной молоток, и через несколько секунд на пороге появилась Ширин. На ней было снежно-белое платье с цветами и никакого платка. Мама́н никогда прежде не видела ее и знала о ней только из моих беспорядочных рассказов о школе. Она была дружелюбной и любезной и пригласила мама́н на стакан чая, и та с готовностью приняла приглашение. Я была уверена, что она хотела осмотреть дом и живущих в нем людей, чтобы удостовериться, что я там буду в безопасности.

Мы остались в гостиной, пока Ширин пошла в кухню приготовить чай. На стене висели в рамках фотографии двух солдат. Один казался младше другого, но между ними было заметное сходство. У обоих были темные глаза и кустистые бороды – одна седая, а другая черная, как горячий гудрон. Я обратила внимание на шевроны на нагрудных карманах формы у обоих мужчин.