Дом на солнечной улице

Я заперла дверь в гардеробную и открыла кран в ванне. Я не хотела, чтобы кто-то подозревал, что я стою перед зеркалом, пялясь на собственное тело. Мама́н всегда наполняла ванну водой настолько горячей, что толстый слой водяного пара затуманивал зеркало. Или, возможно, я никогда не уделяла особого внимания своему отражению, когда раздевалась.

В гардеробной было зверски холодно, и снимать блузку не хотелось. Горячая вода лилась на фарфоровую плитку пола и утекала в слив, а пар разносил едкий запах оливкового масла Азры. Мои пальцы дрожали, когда я неловко попыталась снять блузку. Это заняло слишком много времени, учитывая, как я спешила. Удод торжественно сиял, когда я стянула белье. Ширин нарисовала птицу идеально. Каждое перо было отделено от других тонкими рыжими линиями. Он смотрел на меня с гордостью настоящей красивой птицы в глазах. Так я и стояла, полностью обнаженная, перед зеркалом, изучая облик своего тела, ранее неизвестный мне. У меня была светящаяся кожа и почти ни намека на изгибы. Кожа рук потрескалась от кусачего сухого холода. Талия была такой узкой, что выглядела непропорциональной на фоне бедер, но икры были лишены соблазнительной полноты ног большинства девушек.

Я скользнула пальцами по клюву птицы, на рисование которого Ширин потратила больше всего времени. Это был кусочек кожи, который все еще хранил лихорадочную память о ее прикосновении. Я представила, как ее руки оглаживают мою кожу, сжимают грудь. Линии перьев тянулись ниже, между грудей. Я погладила удода и провела кончиками пальцев по самому длинному перу, а затем ниже, между грудей и к пупку. Казалось, будто тысяча рецепторов пряталась в треугольнике кожи под пупком и между ног. Я коснулась этого треугольника. Пар заполнил гардеробную и затуманил вид моего голого тела. Я не хотела, чтобы растущее с каждым прикосновением удовольствие кончалось. Я едва могла дышать. С закрытыми глазами, я ничего не хотела видеть. Если бы только этот миг длился вечно. Я села на холодную встроенную лавку, слабая и размякшая, не понимая, что случилось со мной. Сколько прошло времени? Кто-то догадался, что что-то не так с мытьем, которое будто заняло вечность? Я бросилась в ванну и позволила горячей приятной воде пропитать мои волосы и кожу. Она ласкала мое тело и роскошную птицу, которая теперь слилась с кожей.

Репетиции пьесы проходили на сцене актового зала. Дважды в неделю на последнем уроке мы собирались там, и девочки зачитывали и пытались заучить свои реплики. Ширин распределила роли на основании внешности учениц, их способности читать стихи и актерском таланте. Ближе к дате спектакля мы оставались после школы, чтобы репетировать еще больше. Манди была удодом, Надия попугаем, а Зара ястребом. Я была интровертом и боялась играть и привлекать к себе внимание. Ширин знала это и не просила меня участвовать. Вместо этого я помогала девочкам, зачитывая сценарий и стихи, которые им было трудно выучить.

Однажды в январе, за несколько дней до спектакля, Ширин попросила девочек надеть костюмы, которые они принесли в школу для репетиции. В гримерке за сценой бок о бок стояли два ростовых зеркала в металлических рамах. Они ржаво скрипели, когда девчонки разглядывали себя, поворачивая зеркала на петлях. Колонки разных размеров, змеистые черные провода, аэрозольные баллончики с краской и коробки с декоративной газетой лежали в углах гримерки. Рюкзаки и коробки с костюмами валялись по всему мозаичному полу, будто экскаватор разрыл комнату в поисках закопанных сокровищ. Все верещали от радости и дрожали от восторга, что могли снять платки и похвастаться волосами. Было странно видеть чужие волосы, а уж тем более тела, не скрытые до бесформенности туниками. Меня удивило, насколько выше и сильнее меня выросли одноклассницы. Когда они разделись, я заметила, что у многих грудь поддерживали бюстгалтеры большего размера, чем можно было представить под просторными туниками. Я радовалась, что не надо раздеваться перед подругами – в основном потому, что не хотела показывать удода, устроившегося на груди. По сравнению с роскошными, покрытыми листьями стеблями тел моих одноклассниц я напоминала голую ветку. Надия очень любила волосы и исступленно завизжала, едва Зара сняла свой химар и расстегнула погнувшуюся заколку, рассыпая черные, как вороново крыло, волосы по плечам.

– Ты выглядишь просто великолепно! – сказала Надия.

– Ох, спасибо, Надия. Сестра выпрямила мне волосы вчера вечером. Я надеялась, что они останутся гладкими до сегодняшнего дня. У тебя волосы тоже красивые.

Надия пальцами расчесала темно-каштановые волосы, пытаясь распутать пряди.

– Мне приходится мазаться миндальным маслом после душа, иначе расчесать их невозможно.

Манди расстегнула последнюю пуговку туники и сказала:

– Представьте клювы на наших лицах. Не могу дождаться, чтобы посмотреть, какие мы будем в них смешные. – Она посмотрела на себя в зеркало, сложив ладони вокруг носа и рта.

– Глаза у тебя будут сиять как звезды, без сомнений, – сказала Надия.