Дом на Уотч-Хилл

Сильно обгоревшая детская с ветхими, просевшими, обугленными стульями, комодами, колыбелькой и приставными столиками, без окон. Жутко — комната для маленького ребёнка, но без окон. Она располагалась на внутренней стороне, ощущалась тёмной и удушающей как гроб. Я твёрдо считала, что все вещи, касающиеся детей, должны быть яркими, воздушными и чистыми, с множеством окон и свежего воздуха. Я бы выбрала под детскую буквально любую другую комнату особняка, и будь это мои дети, они бы спали рядом со мной. Поднявшись на ноги, я закрыла дверь и пошла дальше. Я как будто двигалась на автопилоте, словно узнаю место назначения лишь тогда, когда найду его.

Дойдя до конца коридора, я осознала, что ожидала найти дверь, ведущую в башню, которая казалась центром моего помешательства. Вместо этого я нашла изогнутую стену безо всякого видимого входа. Коридор просто заканчивался непроницаемой стеной безо всяких украшений, из камня, посаженного на цементный раствор, от пола вплоть до потолка высотой в четыре с лишним метра.

Зачем крепить к дому башню, в которую нет доступа? Или проход когда-то был открыт, но в поздние годы его заложили камнем? Если так, то почему, и как теперь попасть в башню? Мысленно пересмотрев экстерьер особняка, я осознала, что не видела на северной башне ни одного окна, а также не припоминала дверей. Хотя едва ли моя память была стопроцентной.

Раздражаясь, я прошла вдоль стены вправо, где обнаружила маленькую деревянную дверь с металлическими лентами, спрятанную в тенистой нише под странным углом, на стыке коридора и башни. Петли застонали, когда я толкнула её и посветила внутрь фонариком.

Здесь дом резко сменился с яркого и современного на монотонно-тёмный, плесневелый и антикварный. Исчезли высокие потолки и узорная лепнина. Приветствовавший меня туннель имел потолок из широких досок, такой низкий, что он едва не задевал мою макушку; тёмные панельные стены, липкие от паутины, и полы из грубо отёсанных досок. Он не прерывался окнами или дверьми, не имел освещения, был тесным и провоцировал клаустрофобию. И всё же я ступила внутрь и начала идти.

И идти. И идти.

Такое чувство, будто я прошла больше километра по этому тёмному, изолированному жёлобу, следуя за узким лучом моего фонарика, испытывая дискомфорт, будто узкие, тесные стены могут сомкнуться вокруг меня в любой момент, сокрушить меня в недрах дома, где я буду гнить в забытье. У меня складывалось ощущение спуска по склону, хотя я представить себе не могла, как это возможно в рамках структурной планировки дома, если только я не уходила по туннелю под землю.

Наконец, коридор расположил меня перед дверью, похожей на ту, через которую я вошла — тоже узкая и с железными лентами. Однако эта была сделана из чрезвычайно отполированного дуба, и поверхность её, обнесённая рамой с замысловатыми узловатыми узорами, была покрыта резными трискелионами и семиконечными звёздами. Арка над ней, выполненная из такой же глянцевой древесины, в самой высокой своей точке имела семиконечную звезду, а повыше скопление неразборчивых символов. Дверной ручки не было, так что я прижала ладони и аккуратно толкнула, не желая опять валиться головой вперёд в… Кто знал? На данном этапе своего обескураживающего путешествия я бы не удивилась, обнаружив по ту сторону потайной погреб или темницу.

Вместо этого я нашла колониальную кухню.

Прислоняясь к косяку, я водила лучом фонарика из стороны в сторону, высоко вверх и вниз. Серые ленты густой паутины цеплялись к потолочным стропилам словно массивные раздувающиеся шторы. Насколько я могла видеть, пауков не было; это была такая комкующаяся, густая паутина, которая могла скопиться лишь за десятки, возможно, даже сотни лет запустения. Простой деревянный стол со стульями стоял перед массивным каменным очагом, в боковых стенках которого располагались две печи для подогрева, выполненные в форме улья. Огромный чёрный котёл свисал с каминного крюка, из него торчали щипцы и железный тостер для печи.(Под тостером здесь подразумевается приспособление типа советской вафельницы, где еда зажимается между двумя маленькими «сковородками» и кладётся прямо на угли, где и жарится, — прим). Тут имелась деревянная рабочая поверхность между двумя высокими шкафами; сковороды с длинными ручками и чайники свисали с крючков на бревне и с глинобитных стен. Я испытала такое чувство, будто провалилась назад во времени, и задрожала, осознав, что стою на пороге изначальной хижины, самого первого дома, что когда-либо был построен на холме Уотч-хилл. Воздух здесь был на удивление свежим, прохладным и сухим, без следа плесневелого запаха из коридора.