Дом напротив

С трудом подбирая слова, Джоэль произнёс:

– Если ты хочешь притвориться… что я – это он… то притворись.

Шоколадный торт

– Я могу стать ещё больше похожим на него, – добавил Джоэль. – Если у тебя есть какие-нибудь фотографии, то я изучу их и постараюсь усилить сходство.

Элизабет, казалось, потеряла дар речи, но, когда она наконец покачала головой, Джоэль понял, что она имеет в виду. Дело не в том, что он не должен становиться похожим на Джонатана, и даже не в том, что она не хочет показывать ему снимки, а в том, что их просто-напросто нет.

– Но что-то ведь должно было остаться? – спросил он. – Что-нибудь, на что я могу посмотреть?

Элизабет вышла из кухни, и он отправился вслед за ней на верхний этаж. Там она открыла дверь в комнату, в которую он никогда не заглядывал. Внутри всё было заставлено чайными чашками – сгущённое молоко на донышках издавало сладковатый запах гнили.

Джоэль молча смотрел, как Элизабет подошла к зеркальным дверям и открыла одну из них. Из ящика почти у самого пола она, порывшись, извлекла нечто, сильно смахивавшее на магнитофонную кассету, только толще и больше по размеру.

Видеокассета.

* * *

В начале была муравьиная война. Несколько долгих секунд муравьиной войны. Джоэль сидел и тихо считал про себя: один, два, три, четыре.

Исчезла, сменившись темнотой. Мелькнули отдельные светлые пунктиры, но из-за дёрганого движения камеры сфокусироваться на чём-то было трудно. На экране появлялись и исчезали вспышки и крапинки света. Когда число крапинок сократилось до одной, показалось, что по экрану летает огненная муха, но иллюзия пропала, когда их стало несколько и все они задвигались синхронно. Это были не насекомые, а лампа на верхнем этаже Заброшенного Дома, которую снимали или через замочную скважину, или с отражения на блестящей поверхности.

Тот, кто снимал, споткнулся о край ковра в конце коридора и врезался в лестничные перила, послышалось сдавленное ругательство. Голос был мужским. Отец Джонатана.

Бесконечно скорбим. Торбьёрн.

Торбьёрн старался не шуметь, хотя его явно разбирал смех, и дальше ступал аккуратно.

Поблизости от лестницы окон не было, но Джоэль всё равно догадался, что время – середина ночи или около того, и его догадка подтвердилась, когда Торбьёрн спустился на нижний этаж, где за окнами было темно.

Проходя мимо, он не старался специально заснять комнаты, но и того, что было заснято, вполне хватило, чтобы убедиться: всё выглядит в точности как сейчас.

Джоэль почувствовал, как у него засосало под ложечкой, когда камера заглянула в салон. Единственное отличие между тем, что он видел сейчас на экране, и тем, что было вокруг него в жизни, сводилось к тому, что на экране диван стоял пустым и телевизор был выключен, а в жизни рядом с Джоэлем сидела Элизабет и телевизор работал. Джоэль кинул взгляд в коридор, и на долю секунды ему показалось, что в дверном проёме стоит Торбьёрн.

Но его там не было. Между прошлым и настоящим пролегали двадцать лет разницы. Несмотря на это, изображение на экране казалось Джоэлю реальнее самой действительности. Было что-то будничное в этих кадрах – отец семейства снимает домашней видеокамерой, – и он подумал, что это-то и есть то самое настоящее, которое просто притворяется прошлым. Диван на самом деле пуст, а телевизор выключен. И его самого не существует.

Джоэлю стало интересно, чувствует ли то же самое Элизабет, но он побоялся снова отрывать взгляд от выпуклого экрана старомодного телевизора. Он ждал, что в любую секунду кто-то может появиться в кадре, и если он отведёт взгляд хоть на мгновение, то обязательно это пропустит.

«Ведь меня тогда не существовало, – думал Джоэль. – Если действительность – там, а не здесь, то в чём моя роль?»

«Если меня не существует, то я не могу жалеть о том, что меня не существует».

Наверное, он прямо сейчас и вправду хотел, чтобы его не существовало. По крайней мере, за этими четырьмя стенами уж точно. Всё, чего Джоэлю хотелось, – продолжать смотреть эту пиксельную действительность, которая была по-настоящему реальна.

Камера сфокусировалась на дверном проёме в кухню, где горел свет и две человеческие фигуры, то и дело появляясь и исчезая из кадра, двигались так быстро, что Джоэль не успевал разглядеть их подробнее.

Наконец в первой фигуре он узнал Элизабет. Вторая по своим очертаниям больше походила на подростка, чем на взрослого. Подростка, который, казалось, вырос из собственного тела и теперь не знал, что ему делать со своими длинными руками и ногами.

Но это и был подросток.

Джонатан.

На нём не было рубашки и брюк, как сейчас на Джоэле; на нём было надето то же, что и на прежнем Джоэле – том Джоэле, которого больше не существовало: джинсы и футболка. Но Джоэль никогда не видел подобной одежды в гардеробе Джонатана. Почему Джонатан не надел вещи из гардероба?