Дом напротив

Торбьёрн устремился на кухню, и в кадр снова попал Джонатан, но сейчас он сидел спиной к камере.

«Повернись», – пронеслось у Джоэля в голове.

И затем, словно можно было разговаривать с прошлым через экран телевизора, он громко повторил вслух:

– Повернись.

Джонатан не послушался. Он стоял у стола и что-то резал на разделочной доске. Кажется, он готовил еду. Элизабет достала пакет молока и мерную ёмкость, и тогда Джоэль понял, что они собираются что-то выпекать.

Тогдашняя Элизабет посмотрела на мужа через плечо.

– Тебе обязательно нужно снимать именно здесь и сейчас? – произнесла она театральным шёпотом в камеру, и это больше походило на обвинение, чем на вопрос.

– Всё должно быть задокументировано, – ответил Торбьёрн.

– Время – четверть седьмого утра, – заметила Элизабет. Джоэль вдруг подумал: несмотря на то что фильму уже лет двадцать, на экране она выглядит старше, чем сейчас. Хотя «старше» было бы неправильным словом; скорее она выглядела более живой, со всей своей усталостью и морщинками.

Джоэль перевёл взгляд на Элизабет, сидящую рядом с ним на диване, чтобы убедиться, что не ошибся, но увидел совсем не ту Элизабет, которую он знал, Элизабет, будто выпавшую из времени. Сейчас она выглядела лет на сто старше женщины в телевизоре. Она сидела, зачарованно уставившись в прошлое, и казалось, что голубоватый свет, льющийся с экрана, высасывал из неё жизнь. Теперь она была больше похожа на высохшую мумию.

– Не волнуйся, ты всё равно очень красивая, – сказал Торбьёрн, должно быть, решив, что Элизабет боится выглядеть недостаточно хорошо для съёмки.

Его предположение оказалось верным. Тогдашняя Элизабет рассмеялась:

– Даже не пытайся.

Торбьёрн направил объектив камеры на спину подростка.

– Джонатан? – обратился он к сыну.

Джонатан не повернулся.

– Джонатан? – повторил отец, но Джонатан даже ухом не повёл, делая вид, что не слышит. – Джонатан? – повторил Торбьёрн в третий раз. – Посмотри сюда.

Слова эхом прозвучали в голове Джоэля: «Посмотри сюда».

– Может, оставишь его в покое? – сказала Элизабет из прошлого. – Видишь, он не хочет.

– Милая, он же не глухонемой пенёк. Если не хочет, пусть так сам и скажет. Умеет же он говорить. Тебе не нужно всё за него делать.

– Он-то, может, и не пенёк, а вот ты точно глухой. Оставь. Его. В покое.

– Джонатан, давай же, посмотри сюда.

«Посмотри сюда», – подумал Джоэль.

– Тс-с-с, – прошипела Элизабет из прошлого. – Если будешь продолжать в том же духе, разбудишь Хенрика.

– Прости, – сказал Торбьёрн, понизив голос, но не сдался. – Джонатан? – прошептал он. – Джонатан?

И тут Джонатан ответил:

– Чего?

У Джоэля в груди ухнуло сердце. Он впервые услышал голос Джонатана, и его поразило сходство этого голоса с его собственным.

Джонатан продолжал сидеть спиной к камере.

– Ответь-ка, каково это, когда твоему старшему брату исполняется шестнадцать?

– Понятия не имею.

– Джонатан?

Джонатан повернулся.

– Что? – спросил он и посмотрел прямо на Джоэля.

– Вот и ты! – воскликнул Торбьёрн.

Вот он, Джонатан Андерссон. Рыжие волосы и чёлка, закрывающая один глаз. Выглядит как самый обычный подросток – самоуверенный, надутый и одновременно скучающий.

– Привет, – сказал отец с улыбкой в голосе. Часть его руки попала в кадр, когда он помахал сыну.

– Ну и что ты делаешь? – устало поинтересовался Джонатан таким тоном, будто вопрос был не о том, «что ты делаешь прямо сейчас», а о том, «что ты делаешь со своей жизнью вообще», но Торбьёрн выбрал первый вариант, более конкретный и понятный.

Он бодро ответил:

– Твоя мама уже несколько раз задавала мне этот вопрос, и я каждый раз отвечал. Вам двоим, заметь. Иногда вы, правда, так похожи, словно один человек.

– Не можешь убрать эту камеру отсюда? – вздохнул Джонатан.

– Сначала оставь своему брату поздравление с днём рождения.

– А разве не достаточно будет поздравить его, когда он проснётся?

– Сейчас тоже давай, – настаивал Торбьёрн. И когда Джонатан ничего не ответил, добавил: – Ну же, придумай что-нибудь.

Джонатан уставился в пол, размышляя. Он вдруг криво улыбнулся, но, когда поднял голову, лицо его было серьёзным. Он помолчал несколько секунд, и Джоэль почувствовал, как окаменела рядом с ним Элизабет. Она, должно быть, сотни раз видела эту запись и знала, что будет дальше. Джоэль наклонился ещё ближе к экрану.

– Ну здравствуй, дорогой брат, – сказал Джонатан в камеру и сделал маленькую паузу. – Если ты сейчас это смотришь, значит, я уже мёртв…

– Джонатан! – воскликнула Элизабет, и Джоэль засомневался, какая из Элизабет вскрикнула, из прошлого или из настоящего. Джонатан среагировал на голос, и Джоэль понял, что это была Элизабет из прошлого.

Джонатан, хоть и старался, больше не мог оставаться серьёзным. Когда он продолжил, его голос булькал от едва сдерживаемого смеха.

– Мне грустно, что я больше не могу ничего сделать. Теперь тебе придётся продолжать борьбу с пришельцами в одиночку. Я только надеюсь, что, умирая, мне удастся ещё многих забрать с собой на тот свет.

Элизабет шлёпнула его тряпкой для посуды, и Джонатана прорвало от долго сдерживаемого смеха.