Дом о Семи Шпилях

Для человека с таким крепким умом, как у судьи, полночь точно такое же время, как и соответствующие ему двенадцать часов полудня. Поэтому волосы его останутся неподвижными, хотя бы и пришли ему в голову истории, рассказывавшиеся об этой самой комнате в те времена, когда вокруг каминов делались скамейки, сидя на которых старики рылись в погасшем пепле прошедшего и выгребали из него предания, как яркие угли. Правда, истории эти так нелепы, что не ужаснули бы и ребенка. Какой, например, смысл, какая идея заключается в странной сказке, что будто бы в полночь все Пинчоны собирались в этой комнате? И для чего же? Для того, чтобы посмотреть, на своем ли месте висит портрет их предка на стене согласно его завещанию! Стоит ли для этого покойникам вставать из своих могил?

Нам хочется немножко поразмышлять над этой идеей. Истории о привидениях едва ли могут рассказываться теперь серьезно. Семейное собрание покойных Пинчонов, по нашему мнению, должно было собираться в таком порядке.

Сперва являлся сам предок, в своем черном плаще, в шапке, напоминающей башню, опоясанный по камзолу кожаным поясом, на котором висит шпага со стальной рукояткой; в руке у него длинный посох, какие пожилые джентльмены старого времени носили – как в знак своего достоинства, так и для поддержания своей особы. Он смотрит на портрет. Портрет остался неприкосновенным. Он висит на том же месте, где был повешен при жизни полковника. Посмотрите: угрюмый старик протянул свою руку и пробует раму. Она неподвижна. Но это не смех на его лице. Это скорее выражение сильного неудовольствия. Старый полковник недоволен неподвижностью рамы. Это заметно очень ясно при свете месяца, который, озаряя его мрачные черты, освещает вместе и часть стены, на которой висит портрет. Что-то очень сильно огорчило предка Пинчонов; он отошел в сторону с сердитым покачиваньем головой.

Вслед за ним явились другие Пинчоны, в каких-нибудь шести или семи поколениях, толкая один другого, чтобы пробраться к портрету. Мы видим стариков и старушек, видим духовную особу с пуританской cдержанностью в одежде и выражении лица и краснокафтанного офицера старой французской армии. Вот явился и Пинчон, торговавший в лавочке сто лет тому назад, с кружевами, отвернутыми на рукава; а вот, в парике и в парчовом кафтане, джентльмен из легенды дагеротиписта с прелестной и задумчивой Алисою, которая встала из своего гроба, не сохранив никаких следов случившегося с ней. Все они пробуют раму портрета. Чего ищут все эти привидения? Мать поднимает к портрету своего ребенка, чтоб и он попробовал раму своими крошечными ручонками. Очевидно, в этом портрете заключается какая-нибудь тайна, которая нарушает могильное спокойствие Пинчонов.

Между тем в одном углу стоит фигура пожилого человека в кожаной куртке и таких же штанах, с плотничьим аршином, торчащим из кармана. Он указывает пальцем на бородатого полковника и его потомство, кивая и делая страшные гримасы.

Дав свободу своей фантазии, мы уже не в состоянии ни удержать ее, ни ограничить. Мы замечаем в толпе привидений одну фигуру, до сих пор невиданную. Это молодой человек, одетый согласно с современной нам модой в черный фрак-сюртук почти совсем без пол и в серые узкие панталоны, на груди его – искусно сделанная цепочка, а в руке – тоненькая палочка из китового уса, с серебряным набалдашником. Если б мы встретили эту фигуру при дневном свете, то узнали бы в ней молодого Джеффри Пинчона, единственного сына судьи, который последние два года находился в чужих краях. Если он еще жив, то каким образом могла явиться здесь его тень? Если же он умер, то какое это несчастье! Кому достанется теперь старинная собственность Пинчонов вместе с огромным состоянием, приобретенным отцом молодого человека? Бедному, помешанному Клиффорду, сухощавой Гефсибе и маленькой деревенской Фиби!

Но нас ожидает еще другое явление. Верить ли нам своим глазам? На сцене появился толстый пожилой джентльмен. Он имеет вид сановитого человека, носит черный фрак и черные панталоны широкого покроя и отличается необыкновенной чистотой в своей одежде, но при этом на его белоснежном воротнике и на груди рубашки видны большие кровавые пятна. Судья ли это или нет? Каким образом может быть это судья Пинчон? Мы различаем его фигуру, все еще сидящую в дубовом кресле, так ясно, как только позволяет нам мерцающий сквозь движущиеся ветви свет месяца. Но чье бы ни было это привидение, но оно приближается к портрету, берется за раму, старается заглянуть за нее и возвращается назад с такими же мрачно нахмуренными бровями, как и предок Пинчонов.