– Чушь! – возражает Елена. – Я пьяна! Я вошла, отключилась и захрапела, тихонько, с переливами, скорее очаровательно, чем нелепо, а затем меня с трудом растолкала первая же служанка, которую отправят проведать тебя утром. Смотри!
Она с легкостью игривой девчонки падает на кровать Пенелопы, закрывает глаза и, клянусь небом, начинает храпеть. И это вовсе не тихий переливчатый храп. Это храп настоящей пьянчужки, звучный и глубокий. Но он, едва начавшись, обрывается, и Елена снова резко выпрямляется, сияя задорной улыбкой. Пенелопа застывает от потрясения, так что Елена принимается подталкивать ее к окну.
– Давай же! Улетай! И не попадайся!
– Сестра… Елена… – начинает было Пенелопа, но Елена прерывает ее.
– Сестра, – провозглашает она, и сейчас от нее ничуть не пахнет вином, в глазах – ни капли пьяной мути, а в голосе – ни одной жеманной нотки.
Напротив, на кратчайший миг остается только женщина, разглядывающая другую в тесной спальне, освещенной лишь пламенем очага. Пенелопе удается не отшатнуться, наоборот, склониться как можно ближе, изучая внезапную трезвость на лице Елены, усталую складку у ее опущенных губ. В это мгновение она абсолютно уверена: когда Менелай убивал последних из троянских царевичей, именно Елена подала ему меч.
– Времени нет, – напоминает Елена. – Правда, совсем нет.
С этими словами она зарывается поглубже в постель Пенелопы, натягивает на себя овечью шкуру, защищаясь от ночной прохлады, закрывает глаза и теперь лежит столь же мирно и спокойно, как сладко спящий младенец.
В этот момент ошарашенная Пенелопа не может ни говорить, ни тем более сдвинуться с места. Тогда Эос мягко берет царицу за руку, и они вместе идут к окну, спускаются по висящей из него веревке и исчезают в тенях пылающей ночи.
Из дворца Одиссея нужно вызволить еще двоих, самых важных пленников, которым не выбраться через окно.
Орест свернулся клубочком рядом с сестрой, а Электра гладит его лоб, целует пальцы, расчесывает волосы. Ее служанка Рена стоит наготове с чистой водой и тканью. Клейтос молится в своей комнате внизу. Не менее пяти спартанцев охраняют дверь Ореста и коридор, ведущий к его покоям.
Пенелопа разработала множество хитрых способов отвлечь этих воинов, но они не поддались ни на один. Ничто неспособно отвлечь их от Ореста, и ей с большой неохотой приходится признать этот факт. Именно поэтому, покинув свою спальню через окно, она держит путь вовсе не к дворцовой ограде. Вместо этого она проскальзывает, невидимая для всех, кроме разве что ее служанок и богов, свободная без помех перемещаться по собственному дому, в дальнюю часть дворца, где единственный спартанец сторожит единственную дверь.
К этому-то воину и подходит сейчас Автоноя, несущая воду, вино и немного еды, оставшейся после ужина.
Он принимает все это без вопросов, но ждет ухода Автонои, прежде чем сделать глоток или откусить кусок. Ему много не нужно – он ведь воин из Спарты, один из лучших солдат в мире! Помня об этом, Автоноя не поскупилась на зелье, которое налила в его кубок, размазала по тарелке и даже втерла в куски рыбы, которые он сейчас жует. Зелье, начиная действовать, не заставляет его немедленно отключиться, скорее от него начинает пылать лицо, леденеют руки, внутренности завязываются в узел, а мир бешено вращается перед глазами. Он шатается, с трудом удержавшись на ногах, но рев в ушах оглушает, и он все-таки падает на четвереньки, думая, что болен. Его тошнит, и он поспешно выбегает в прохладу ночи, корчась от мучительного жара, охватившего кожу, а в этот самый момент Автоноя, Эос и Пенелопа проскальзывают мимо него в комнату Пилада и Ясона.
Оба микенца там, уже полностью вооруженные, пусть и не совсем понимающие, ради чего. Возможно, они тоже задумывали некий отважный прорыв, преисполненный отваги и отчаяния. Они готовы броситься в атаку, едва дверь распахнется, но замирают, увидев за ней женщин.
– Пилад, – заявляет Пенелопа, – слышала, ты готов умереть за своего царя. – Солдат выпрямляется, кивает, стиснув челюсти и расправив плечи, представляя собой настоящий образчик мужественности. – Возможно, нынче ночью нам придется это проверить. Идемте.
Они следуют за ней по дворцу. Быстро и уверенно минуют паутину запутанных коридоров, заброшенных залов и зловещих теней. У подножия лестницы, ведущей к покоям Ореста, они останавливаются. На нижней ступеньке распластался спартанец, полуприкрытый своим щитом. Пилад осторожно толкает его, он стонет, но не шевелится.
Наверху лестницы – его коллега, чуть дальше – еще двое, все лежат на полу, уставившись в пустоту, рвано дышат, давятся слюной, а один даже упал щекой в собственную рвоту. У их ног кубки с вином, блюда с едой. Пилад, оглядевшись, поднимает бровь, пытаясь выказать неодобрение, но не может не одобрить этого. Пенелопа перешагивает через поверженных стражей, стучит в дверь Ореста и, не услышав ответа, открывает ее.