Дом под горой

— Ошибаешься, сокол мой. Обижаешь девушку, да и меня тоже. Дело серьезное.

Блеск в глазах Зандоме погас. Он посмотрел на друга искоса, с недоумением.

— Именно так, дружище. Через год ты иначе взглянешь на все это. Тогда Претурша станет женой Николы Дубчича.

Покачал головой Зандоме, задумчивость опустилась на его лицо. Но он тотчас встрепенулся и глянул на Нико дружеским оком.

— Позволишь дать тебе совет?

Нико поклонился.

— Так вот. Если ты надумал жениться, незачем было ходить под Грабовик. Далеконько это, приятель, и дорожка неважная… Красавиц кучу найдешь и среди наших, только глаза раскрой. Катица тебе не пара. Ты меня понимаешь — и не обижайся.

Брови Нико сдвинулись, но искренность друга и память о совместных шалостях, удачных или смешных, обезоруживают его гнев и гордость. Зандоме видит, что творится в душе Нико, и отлично знает, до каких пределов может он отважиться.

— У меня ведь что на уме, то и на языке, — говорит он. — По крайней мере, с тобой. В моих чувствах не сомневайся. И я не нравоучитель — это сфера дона Роко, я туда не суюсь. Сам знаешь, я лишен предубеждений относительно известных дел… Но, несмотря на это, сознаюсь: у меня не хватило бы духу жениться на такой вот Катице. Ведь даже между равными по происхождению супругами брак порой получается… неравным. Муж не знает образа мыслей жены, жена не понимает мужа. Примеров хоть отбавляй, стоит хорошенько оглядеться… — Снова вспыхнул насмешливый огонек в глазах Зандоме. — Примеры, говорю, найдешь очень даже близко… Но в таком случае есть у тебя хотя бы вот какое утешение: наделила тебя судьба этакой гривной, так уж ты, друг, держи ее и умножай… Может, это тебе кара за грехи, старые и новые… — Тут уж и Нико улыбнулся легкому характеру приятеля, который даже неприятности принимает весело. — Философски нести свой крест легче, если небо дало тебе неоценимый дар: постепенно, незаметно для себя, привыкать к вечной воркотне, к зудению — так мельник привыкает к грохоту своей мельницы. Притом же такая ведьма, хоть и ведьма, все же соблюдает известные правила и формы. Открытого скандала она, например, боится, как черт ладана. Это все-таки большая выгода. По крайней мере, люди не знают, в каком ты купаешься блаженстве…

Нико смотрит на Зандоме сочувственно: он угадывает горечь и муку, скрытые за этими шутливыми словами, угадывает боль и разочарование, которые приятель держит про себя. Нет, ничто не предотвратило бы открытого скандала в семье Зандоме, не обладай он уступчивым, миролюбивым характером и не придерживайся он умной тактики. А силы для того, чтобы вынести все это, он черпает в воспоминаниях о холостяцких проделках — впрочем, о новых грехопадениях тоже… Наш Зандоме весьма охотно поддается искушениям.

— Мою исповедь ты выслушал, теперь поговорим о тебе, — уже серьезным тоном продолжает Зандоме. — Я только хотел указать на то, что существуют известные различия, перегородки, которые нельзя преступать, если не хочешь быть наказанным. Сама жизнь воздвигла их, создала постепенно, незаметно, но теперь они стоят, никто не знает — для чего… Но они мстят всем, кто вздумает их игнорировать, не уважать их или даже разрушить. За этой перегородкой — совсем другой воздух, другие обычаи и понятия, другие взгляды — чуть ли не другая вера и религия… Что общего между нами и тежаками? Мы живем с ними рядом, общаемся ежедневно — и все же сколько для нас темного, загадочного в их быте, в их жизни! Все это для нас непостижимо, и стоим мы перед ними, недоумевая и удивляясь… Видишь ли, братец, залететь время от времени гостем в эти сферы — интересно, забавно, даже привлекательно, это я признаю; в такой перемене обстановки много пикантности. Я и сам с удовольствием пускаюсь в такие прогулки… Но остаться там навсегда, связать себя безвозвратно, пустить корни в такой почве — нет, на это я не пойду, для этого у меня не хватит ни отваги, ни предприимчивости!

— Это общепринятый взгляд, Зандоме, общие правила, от них разит отсталостью. Однако бывают и исключения.

— На исключения я не очень-то рассчитывал бы. Раз исключение — значит, редкость. Где гарантия, что именно я — такое редкое исключение?

— Но можно ведь рассуждать и иначе, — уже непринужденно заговорил Нико, тоном глубокой уверенности. — Я вышел из народа, принадлежу ему душой и телом. Мой отец еще землю обрабатывал. Что из того, что я воспитан в иной атмосфере, пропахшей духом венецианского дворянства, которое уже утратило всякое значение? Кровь-то во мне — тежацкая… К тому же я первый землевладелец в городе, богач — следовательно, обязан помогать народу, поднимать его нравственно и материально. Я должен завоевать его безусловное доверие, а как известно, народ больше всего доверяет своим… Таким образом, одна из дочерей народа и будет тем мостиком, который приведет меня к сердцу тежака…

— Сколько слов, чтобы объяснить простую истину! — усмехнулся Зандоме.

— Какую же?

— «Катица мне нравится, и потому я на ней женюсь!»

— К этому-то я и подводил.