Дом под горой

Пробило одиннадцать, когда Мате вышел во двор глянуть, «не собирается ли дождь». Это напомнило Нико требование матери сохранить с Катицей отношения чистые, без пятнышка… Он поднялся — с тяжелым сердцем, чувствуя, что высказал еще не все, что только начал, и много еще осталось недосказанного. Катица проводила его до калитки, и тут они простились долгим, бесконечным поцелуем, словно расставались не до завтра, а навек. Катица смотрела ему вслед, пока стройная его фигура не слилась с ночной темнотой. И после этого еще долго прислушивалась к его энергичным шагам — отзвук их так четко долетал в тишине ночи…

Вдруг что-то стукнуло, будто упало… И еще стук, потом сразу два…

— Это что за безобразие?! — уже издалека раздался голос Нико. — Кто там швыряется?!

Ответа не было, только звуки падающих камней участились.

— Кто осмелился?! — кричит Нико в гневе, но глухая ночь прикрывает тех, кто бросает камни, и ответа нет.

Вот уже смолк и голос Нико, и слышит Катица только, как застучал целый град камней, а шаги Нико уже не ритмичны, не решительны — заспешили, это скорее какие-то скачки: Нико бегом бросился к городу, провожаемый камнепадом.

Так довелось и ему узнать, что это такое — удирать от камней… Когда ничего не видишь, слышишь только, как густо падают за спиной камни, непрерывно, методически… Тут бесполезно личное мужество. Самый отважный, услышав позади себя стук камней, побежит сломя голову — и не стыдно бежать даже самым удалым, потому что надо как можно скорее миновать место, где засели камнеметатели. А чтобы игра удалась, последние размещаются цепочкой вдоль дороги, и каждый следующий начинает там, где кончает предыдущий.

Нико добежал до города. Лицо его горит, не столько от быстрого движения, сколько от стыда и злости. Злость тем сильнее, что виновных невозможно поймать — они укрылись за заборами и мстят ему безнаказанно…

«Это Пашко Бобица!» — мелькнула догадка. Припомнилось, как этот парень промчался мимо них днем, с каким вызовом посмотрел в глаза… И вот — Нико Дубчич принужден удирать от какого-то Бобицы! Какое унижение!

Это унижение глубоко чувствует и Катица. Каждый камень будто на сердце ей падал — на сердце ее, только что перекипавшее радостью и высокомерными надеждами. Уже и стихло все, а Катица еще стоит, прислушивается, дрожит всем телом… «Может, в голову угодили, и лежит он где-нибудь на дороге… Что они против него имеют?» Она вышла из калитки с намерением пройти по дороге — не найдет ли Нико лежащим без чувств, — как вдруг услышала голоса и смех. Спряталась за дерево.

Голоса и смех приближались.

— Теперь уж не пойдет здесь ночью! — смеясь, говорил кто-то.

— Еще бы! Не дурак — так скакать!

— Мало толку, коли ни разу его по башке не стукнуло, — возразил чей-то сердитый голос, и Катица узнала Пашко.

Проулками, задами парни пробрались в город и вскоре рассеялись по темным дворам.

Катица, вся дрожа, побрела домой. Хоть одно-то порадовало: в голову ему не попали.

10. СБОР ВИНОГРАДА

Сбор винограда!

Встаешь до света, ложишься поздно. День-деньской на ногах, знай поворачивайся, то в виноградниках, то дома — и все же не жалуешься на усталость! Ах, чудесны дни, когда собирают благословенный урожай, когда звенят песни сборщиц, пришедших из песенной Загоры; срезают гроздья, складывают в корзинки, кадушки, чтоб затем вывалить их в огромные чаны, где виноград давят гигантскими давилами, перемешивая в густую кашу. По улицам, по тропинкам меж виноградников не стихает топот — вереницей тянутся мулы, навьюченные кожаными мехами, по два меха по бокам. В мехах булькает виноградная каша, горловины и ножки мехов, стянутые бечевками, промокают… За мулами поспешают потные погонщики, покрикивая, подталкивая животных рукоятками кнутов. На виноградники возвращаются верхами — скачут, торопятся за новым грузом, громко распевая по дороге. Ослы, как всегда бодрые и неутомимые, хоть и работают без передышки, поднимают дикий рев, встретившись на дорожке с мулом или с другим ослом.

В общем, с рассвета дотемна все кипит, снует, торопится, и так без отдыха. Работы по горло! Никто не думает о доме или о церкви, о том, чтобы поспать, отдохнуть, — всех объяла единая страсть: наполнить сладким соком виноградной лозы все чаны и бочки, сколько их есть во дворе и в погребе.

Никто не жалуется на усталость, на изнеможение. На всех лицах — улыбки, все бодры и веселы. Крестьянин полон гордости и чувства собственного достоинства. В другое время смиренный, почтительный, сегодня он шагает гордо, как король, шапка набекрень, высоко голова. Если и поздоровается с тобой, то — так, мимоходом, из милости, а взглянет — и взгляд его говорит: «Я — то, что я есть, а ты — приживальщик, моим трудом кормишься…»