Кроме того, Натти преувеличивал влияние палаты лордов по фискальным вопросам. Как признавал он сам, «палата лордов не в состоянии исправить [закон о финансах], но может лишь отклонить его в целом… что очень серьезно». Если необходимо было отклонить бюджет главным образом потому, что по нему предполагалось повышение налога на ту социальную группу, представители которой преобладали в палате лордов, — на богатую элиту, — можно было сделать доброе дело в связи с конституционной реформой. Уже в декабре 1906 г. Лансдаун отмечал, что он не сторонник противостояния с правительством, когда заявлял, что законопроект о торговых спорах — «пробный камень на последних выборах». Когда всерьез разгорелся «конфликт между палатой лордов и палатой общин» из-за поправок палаты лордов к биллю об образовании, Натти справедливо боялся, что возникшее из-за этого «возбуждение» «изрядно повредит правительству». Его опасения не подтвердились. Если, как он подозревал в феврале 1907 г., правительство хотело спровоцировать палату лордов, чтобы она отклонила «очень популярные меры», чтобы бороться на новых выборах по конституционному вопросу, ставки в самом деле были очень высоки. Неплохо было презрительно упоминать «избалованных и не перетруждающихся британских рабочих»; но в стране хватало низкооплачиваемых избирателей, получивших право голоса, чтобы сделать положение «тех, у кого что-то есть» — типичный для Натти эвфемизм, обозначавший очень богатых людей, — уязвимым с политической точки зрения.
Следует добавить, что доводы Натти против повышения подоходного налога и налога на наследство не выдержали проверку временем. «Сокращенные доходы, — заявлял он, — означают уменьшение денег, которые можно потратить, уменьшение занятости; увеличение налога на наследство означает уменьшение капитала и подоходного налога, рост подоходного налога означает, что меньше денег можно сэкономить и меньше будет капитала, облагаемого налогом на наследство». Таким образом, призывы оставить богачей в покое, чтобы они могли наслаждаться своим по большей части незаработанным и унаследованным богатством, не выдерживали критики. Общество все больше демократизовалось, и политика «увеличения подоходного налога для капиталистов и состоятельных людей» имела несомненные и неопровержимые преимущества. Пусть даже Натти справедливо предупреждал, что сравнительно скромный рост налога на наследство — лишь первый шаг, он обречен был проиграть дебаты, особенно после того, как он признал, что «налоговое бремя должно падать на плечи тех, кто лучше приспособлен к тому, чтобы нести его». И возражения Ротшильдов против земельной реформы с целью увеличения количества мелких собственников на Британских островах были разумными с экономической точки зрения, но в то время звучали как просьба крупных землевладельцев об исключениях. Они отстаивали устаревший принцип практического представительства, чтобы оправдать противодействие палаты лордов по отношению к правительственным мерам на основе успехов оппозиции на промежуточных выборах. Конечно, либералы понимали, что их большинство в палате общин после выборов 1910 г. сократится. Но в конце концов именно палату лордов лишили права накладывать вето на финансовые законопроекты. Разумеется, в конечном счете налоги, введенные Ллойд Джорджем, были приняты. «Не могу утверждать, — задумчиво писал Натти в январе 1910 г., — что… массы… способны сочувствовать богачам, которых облагают налогом». Судя по всему, тогда эта мысль впервые пришла ему в голову.