– Это я чурбан? Да твою ж мать! Принцесса! Жилы рвать она не хочет! Давно с драной перины на матрас то пересела? И кто тебя их рвать заставляет? Ты на своей пухфабрике работаешь? Вот и работай. Ты что ли строить то будешь? Нажился я в этих ульях многоэтажных, не хочу больше. Я дом хочу свой, понимаешь? Ты квартиру хочешь? Ну так иди сама на стройку. Может лет через десять и получишь свою клетушку.
Он уже собрался покинуть поле брани, по которому даже шагнуть было некуда. Потому что маленькая комнатушка с небольшим окном, только и вмещала в себя полуторную кровать на железных ножках, да старинный резной шкаф для их скромного гардероба. Но Валентина не могла остановиться на столь безобидной ноте, потому что считала, что последнее слово должно остаться за ней и выпалила на той громкости, которая свойственна была её голосу
– И пойду! За тебя что ли держаться стану? Городского то из себя строишь! Голытьба бесштанная! А то у твоей мамани прямо хоромы! Моя то, хоть нас всех шестерых подняла, а твоя? Нарожала не весть от кого, да раскидала по учёбам. Пусть государство позаботится. Моя маманя с твоей из одного села родом. Не забыл? Мне же всё про ваше семейство рассказали! Маманя твоя с девок непутящая!
У Толика желваки заходили ходуном, кулаки сжались, и он процедил, – Ты, Валентина, прежде чем сказать, думать то научись! Ты к чему мать мою приплетаешь?
Та осеклась и смолчала. А мужчина перешёл на грозный шёпот
– Сплетни собираешь? Не нужен я такой тебе? Спина к спине, и кто дальше прыгнет. Вот и весь разговор. Я твоих не трогаю, и ты мою семью помоями не смей обливать!
Он вышел в соседнюю комнату, отдёрнув занавеску и следом хлопнула входная дверь. Валентина осталась в комнате одна. Внутри всё кипело, хотелось разрыдаться, но слёз не было. Ткань в дверном проёме зашевелилась и вошла хозяйка дома, Александра Никитична. Осуждающе посмотрела на квартирантку и присела рядом на кровать
– Да, девонька. Накуролесила ты, лопатой не разгребёшь. Зачем так мужика обижаешь?
Бровки у той поползли вверх от возмущения и карие глаза округлились, – Тёть Шур, это я его обижаю? Да чем же это? Ну сказала сгоряча. Так к слову пришлось. Что такого? Он же чуть меня не ударил, и я же виновата?
Пожилая женщина вздохнула
– Ты замуж то зачем шла? Он тебе ведь не любый! Сколько у меня живёте, столько ты его изводишь.
– А с чего это нелюбый? Да и так если, то что, жениться нельзя что ли, по-вашему?
– Отчего же? Жениться то можно, только жизни не будет. Ты, девонька, ежели замужней быть хочешь за ним, то остепенись да язык приструни. Толик твой, как телок. Будешь к нему с лаской да вниманием, так и он горы свернёт. А уважать не будешь, никто тебе парой не будет. Уж мне восьмой десяток пошёл. Врать то не стану, – Александра Никитична поправила платок на голове, вздохнула и вышла, ворча себе под нос, – Эх, девка. Сердце то каменное. Не хлебнуло горюшка горького, вот и мается. А жизнь то заставит, накличешь! Эх, хлебнёшь, коли не остепенишься.
Валентина психанула ещё больше и начала собирать свои вещи в узел, злая на весь мир, – Да кто он такой то, чтобы уважать? Телок! Ага, вот он и есть телок. Надо вернуть место в общежитии. Мужиков этих – пруд пруди. Я себе мужа что ли не найду? А маманя говорила, чтобы замуж не торопилась. Как в воду глядела. Ещё прибежит, в ноги упадёт! А я подумаю, вернуться или нет! Да все они одинаковые!
Мысли прыгали в голове, перескакивая с одного на другое, не давая сосредоточиться. И руки беспорядочно засовывали в наволочку кофты, платья и выкидывали мужские рубашки на пол.
Но Валентина вдруг села, опустила наволочку с вещами на пол, со злостью пнула ногой и разревелась
– Куда идти то? В общежитие? Девчата засмеют: хороша жена, нечего сказать. И месяца не прожила. Бабы итак судачили, что замуж мне, только за столб выходить. Ехать домой в деревню? Так маманя с отцом заклюют. Бабам соседским, вот радость то будет, когда станут на позор выставлять. В первый раз от мужа сбежала через полгода и теперь. А сёстры? Так и будут упрекать, что их жизнь осуждала, а сама? Ну уж нет!
Вечером Толик пришёл с работы, как ни в чём не бывало. Александра Никитична сидела с вязанием в руках и только изредка вздыхала и поглядывала в сторону кухни, где молодая встречала мужа с работы.
Валя накрывала на стол и не знала, как начать разговор, поэтому суетилась между печкой и буфетом, забывая о том, зачем подошла в этот раз.
Но Толик помылся в рукомойнике и начал первым, вытирая полотенцем руки и пытаясь уловить реакцию жены, которая постоянно отводила взгляд, – Валюх, тут рядом домик продают. Может посмотрим сходим?
– А деньги где возьмём? Дом то не копейки стоит?
– Может собрать успеем, а может хозяева уступят, чтобы частями отдавать. Я шабашить думаю и перевестись в горячий цех. Там заработки выше, чем у меня с бригадирскими. Надо посмотреть сначала. Да и не дом там, а так, избушка. Много не запросят. Нам то главное, чтобы первое время жить в нём, да строиться. Как думаешь?