Много чего передумал Толик, пока лежал в больнице, после того, как ему прооперировали язву желудка.
Спорил сам с собой, со своими чувствами и желаниями. И сам себя накручивал и успокаивал. Но принять какое-либо решение так и не смог.
Одно понял точно, что загнуться он ещё успеет. Хоть и не до жиру, но есть нужно нормально. Питаться дома было равносильно тому, чтобы кормить себя мышьяком и рассчитывать на долгую здоровую жизнь. Поэтому, как ни жаль денег, но здоровье дороже. Тем более, что завод работал в три смены, поэтому столовая готовила и завтраки, и обеды, и ужины. Это был выход, хоть на какое – то время.
К концу зимы Толик приходил в заводскую столовую на обед, как к себе домой. Он знал всех поварих в лицо и по именам. Знал, как зовут мужей, детей, и какие проблемы у каждой из них.
А они, в свою очередь, частенько готовили ему что-нибудь диетическое, чего не было в меню. Потому что завод, та же деревня. Слухи разлетаются быстро. И собрав все сплетни воедино, поварихи пришли к выводу, что жена не готовит мужику совсем, или значится, только в паспорте.
Большая столовая во время пересмены была пуста. И звон посуды с кухни разлетался эхом по просторному помещению, заставленному полированными столами. На каждом из которых стояли парами керамические перечницы и солонки.
– Анатолий Иванович, да Вы присаживайтесь, а я вам кефирчик принесу, – расцвела в улыбке Тамара, увидев Толика около кассы
Тот взял разнос с тарелками, сел за стол и проследил за поварихой. Женщина, чуть постарше его, полноватая, но такая ладная, как тот пирожок с капустой, что лежал на прилавке. Внутри что-то горячо зашевелилось и захотелось сыпануть побольше перца на макароны с подливкой. Но эта специя ему была противопоказана. В отличии от той, что нужна была тридцатилетнему мужскому организму, как воздух. И вырисовывалась глубоким декольте поварихи, на которую он старался смотреть не сильно пристально.
А та поправила огненно рыжие пряди, выбивавшиеся из-под колпака, украдкой взглянула в маленькое зеркальце и, видимо удовлетворённая, улыбнулась. Вышла из-за прилавка, плавно покачивая бёдрами и направилась к Толику со стаканом кефира. Усевшись напротив, женщина положила руки на стол и слегка наклонилась, призывая мужчину к доверительному разговору
– Вы, Анатолий Иванович, простите меня, но можно я спрошу? У Вас, всё-таки семья есть или нет?
Толик поднял взгляд на нечаянно образовавшуюся собеседницу и пытаясь не отвлекаться на её манящую ложбинку в треугольном вырезе платья.
– Ну какой же я Вам «Иванович». Вроде ненамного Вас старше. Семья, говорите? Семья есть, дети есть, а вот добра нету и лада нету. И что делать? Вы вот женщина мудрая. Подскажите, как быть?
Тамара была разведёнкой и что такое отсутствие лада в семье, знала не по наслышке. На своей шкуре она прочувствовала, когда-то всё «добро», что вбивал в неё кулаками, ногами и палками бывший муж. Не выдержав, она собрала малюсеньких сыновей – погодков и сбежала, в чём была. Десять лет, как жила сама, растила мальчишек и не вспоминала про бывшего. Но женский век короткий. И так хотелось напоследок, ухватить хоть маленький кусочек счастья.
А ничего не сближает людей так быстро, как память о боли. Каждая боль, выброшенная, пережитая, оставляет пустое пространство в душе, которое требует наполнения.
Не наполнишь счастьем, улыбкой, теплом, придёт боль новая, сильная и заполнит сама холодным разочарованием. А кому хочется пропитывать горючими слезами подушку, ночи напролёт, в одинокой постели?
Глава 7
Толик сидел в заснеженном парке на лавочке, обхватив голову руками и не мог двинуться с места. Начало марта не баловало оттепелью и мороз не сдавал свои позиции, но в пальто нараспашку мужчине было жарко. Раннее утро едва коснулось горизонта рассветом и до начала смены ещё два часа, а сна ни в одном глазу. Душа выворачивалась на изнанку и внутренний голос вопил осуждением. Но от воспоминаний о прошедшей ночи сердце колотилось так, что подпрыгивал отложенный воротник на драповом пальто.
Сегодняшняя ночь разделила его жизнь на «до» и «после».
До – он верный муж, после – предатель.
Предатель? А кого он предал? Жену, которая каждый день вынимала душу и топтала их семейную жизнь? Почти три года Валентина не подпускала его к себе, а на попытки приласкать, злобно кривилась, плевала в лицо и шипела: «Ненавижу. Ты не понимаешь, что ли? Опостылел ты мне!»
При этом, изводила надуманной ревностью и на каждом углу жаловалась, что муж шляется по бабам. Кто-то ей верил, жалел, а кто знал его лично, тот отмахивался: «не мели ерунду».
А Толик отмалчивался. А что говорить? Свою жизнь самим надо устраивать, между собой, а не пустословить на каждом углу.
А как? Как с такой женой устроить жизнь? По началу стали дружить семьями. Мужики из его бригады помогали привезти выделенные заводом брёвна на дом, цемент разгрузить, а их жёны пытались дружить с Валентиной. Собирались на праздники шумной гурьбой, звали её вместе гулять с детьми и в очередь за дефицитом.