Лица обоих были разгорячённые и в глазах светились искорки. То ли от костра, то ли от волнения, а может просто молодость полыхала.
– А не пущу, что тогда? Ну, говори!
– А ты не нукай, не запряг! Пусти, говорю! Идти мне надо, мамане помочь.
Девушка с досадой выдернула пальцы из крепкой мужской ладони, резко развернулась, и расклешённая юбка слегка обернула его ноги. А он стоял и смотрел, как девичья фигура исчезает в темноте, не в силах забыть карий взгляд, клинком полоснувший сердце.
– Хороша?
Толик обернулся на голос. Рядом стоял председатель и улыбался
– Ты, парень, не по себе сук рубишь. Не девка, а чёрт в юбке. Такую удержать, вожжей не хватит. Валентина, она хоть и справная, и работящая, да характером вся в мать свою, Агафью. Стервь, а не баба. Езжай, парень и думать забудь. Таков тебе мой совет: и мужеский, и отеческий!
Глава 4
В семье Агафьи и её мужа Александра, родителей Валентины, было шестеро детей. Старший сын, а дальше, только девчата.
Ещё в начале тридцатых, Сашка Васильев привёз к себе на родину молодую жену Агафью из соседнего района.
Судачили поначалу много про них: «Парню лишь двадцать лет минуло, а Агафье уже четверть скоро будет. Неспроста в девках то засиделась, что-то неладное, видать!»
Только за кого в то время девчатам замуж то было выходить?
В семнадцатом году звуки пушек с «Авроры» донеслись до степных просторов Южного Урала и до села, откуда была родом Агафья. Возвращались домой солдаты, привозили листовки, рассказывали о революции. Весь уезд лихорадило. Создавались, то волостные комитеты, то сельские советы. Земля переходила, то в созданные земельные общества, а то в коллективные хозяйства. И на всё это писались указы и приказы. А становые приставы, урядники и стражники спешно покидали свои поместья.
Но сёла вновь захватывались белогвардейскими войсками и опять менялись указы, власть и правила.
То красные с властью приходили и кричали лозунги, то белые казаки бунт по всему Уралу поднимали.
Война грохотала вовсю.
Советскую власть в уезде провозгласили в восемнадцатом. Только народ простой мало понимал, что за война случилась и почему иные семьи разделились и брат шёл на брата. Ненавидели и красных, и белых, потому что кормились все одинаково, с крестьян.
Но когда атаман Дутов объявил общую мобилизацию, мужской народ подался в бега. Кто ушёл в дальние уезды, кто попрятался по погребам, а кто подался добровольцем в Красную армию.
Белогвардейские казаки бесчинствовали. Собирали стариков в центре селений и устраивали им порку на глазах баб и детей, чтобы те признались, где прячутся молодые мужики да парни. Грабежи и насилие не прекращались.
В январе девятнадцатого фронт подошёл к селу, где жила Агафья с родителями. Дутовцы отступили, разграбив по пути всё, что было возможно и не оставив крестьянам ни зёрнышка на посев. Но с того времени Власть Советов прочно укрепилась во всей волости.
Создавались колхозы, комсомольские ячейки и даже драмкружок появился. Но не зрелищами едиными жив человек.
Крестьян обложили непосильным налогом на всё, что можно было вырастить в селе. Это называлось продразвёрсткой: «Сам голодай, а Родине отдай!»
Двадцатый год, хоть и был хорош на урожай, но заполыхал сильными пожарами, которые уничтожили большую часть домов и продовольственных складов во многих сёлах уезда.
И в двадцать первом грянул голод. Причиной его была, как раз-таки та самая продразверстка, которую увеличили, считая урожай прошлого года. Но случилась засуха и неурожай.
Голод был такой страшный, что людей хоронили в братских могилах, которые копали прямо в центре села. Деревни вымирали. Потому что крестьяне бежали целыми подворьями: кто в город, а кто, куда глаза глядят, в поисках лучшей, сытой жизни.
Но осенью продразвёрстку заменили продналогом и волостной совет отпустил крестьянским хозяйствам семена для будущей посевной. И те, кто не умер за зиму от голода, дизентерии и цинги, начали весной, по новой строить светлое будущее молодой страны советов.
Война, голод. А жизнь не стояла на месте. Девчата наливались, как яблочки на дереве и ждали, вернётся ли кто из парней живой с войны? А уж если кто вернулся да засватал, бежали бегом: стерпится слюбится. Вот так Агафья, считавшаяся уже никудышней старой девой, в свои двадцать пять и вышла замуж за проезжего паренька Сашку, неказистого и нелюбого. Но не то время было, чтобы перебирать женихами.
Жили бедно, как и все в то время. С большими надеждами вступили в колхоз. Но голод никак не хотел убирать свою костлявую руку. В тридцатом урожай выдался хороший. Погода помогла и люди смогли не только перевыполнить план по продналогу, но и получить за трудодни минимальный запас на зиму. И в следующем году налог повысили в два раза. Но у земли —кормилицы на это были свои планы и пришла засуха.