Дом с драконами. Пластилиновая собачка

Через год семья Милохиных вселилась в новый дом. Три спальни, зал, кухня. Всё честь по чести. Оставалось только обзавестись новой мебелью и жить. Валентина и Толик, между собой, держали нейтралитет. Всё больше молчком и на редкие бытовые вопросы отвечали коротко, а чаще всего передавали через детей

– Мариночка, пойди скажи отцу, что ужин накрыла.

– Дочь, скажи, что я потом поужинаю, когда стол доделаю. Я завтра на уборочную в район еду, спроси у матери, может мёд привезти?

– Славик, пусть отец арбуз порежет, да передай, чтобы мёд выбирал из разнотравья.

Так и жили. Ни мира, ни войны. Толик иногда выпивал с мужиками, приходил домой поддатый, но Валентина делала вид, что не замечает и молчала даже тогда, когда муж настаивал на супружеском долге.

Но поговорить им всё – таки пришлось.

В начале осени Толик вернулся из района, совершенно довольный собой. Потому что разгрузил около дома овощей столько, что хватит семье на всю зиму. Вошёл в дом, в надежде, что Валентина выходная и поможет перетаскать всё в погреб. Но в доме были только дети и соседская Людмилка, что часто их нянчила.

– Ой, дядь Толь, а вы же только через два дня должны приехать!

– Дожди зарядили, нас пораньше и отправили. А хозяйка где, на работе?

– Тётя Валя? А она в больницу пошла. Попросила до завтра приглядеть за малыми. А вы кушать хотите? Я могу накрыть!

– В какую больницу? Она заболела что – ли?

– Да здорова вроде была, но я не знаю. Вот там, внизу которая, женская. Ну жёлтая такая, я не помню там какая улица.

– До завтра? Ты точно поняла?

– Ну конечно, она же меня у бабушки отпрашивала, а та сказала ей, что тётя Валя дура.

Толика как кипятком обдало, – Люд, ты там в окно поглядывай, я картошку сгрузил, чтобы не потягал кто. А я сейчас, мигом!

Он бежал по раскисшей дороге частного сектора, увязая в грязи, и напролом по лужам. Как был, в спецовке, телогрейке и грязных кирзовых сапогах, ввалился в приёмный покой, вызвал жену и поняв, что она ещё ничего не успела, заорал матом,

– Ты охренела? Почему мне ничего не сказала то?

Валентина вытолкала его на улицу и потащила за угол здания, окрашенного жёлтой краской

– А ты совсем ополоумел? Позорить меня явился? Куда нам третий то? Нищету плодить? Ты завтра лыжи навостришь и поминай, как звали. А мне жилы рвать? Нет уж, я только жить начала. Тех, что есть хватит. Не нужен он мне, я так решила.

Толик выдохнул на одном дыхании, так, что не оставил сомнений в том, что он уже всё решил

– Ты хочешь, чтобы я остался? Тогда дитё не убьёшь. Не будет ребёнка и меня не будет. Или рожаешь и вот тебе слово – дальше дома не ступлю, жить с тобой буду, сколько суждено, а сделаешь аборт – развод будет!

И весной следующего года, когда земля, сбросив зимние оковы и впитав снег, выпустила на свободу зелёные ростки, в семье Милохиных родилась ещё одна дочка – Лена

В семье воцарилось что-то похожее на перемирие да многочисленные хлопоты отвлекали супругов от выяснения отношений и взаимных претензий.

Но спустя месяц Толик узнал, что на бывшем его заводе собирают деньги на похороны. Тамару зарезал сожитель. После расставания с Толиком, она уехала в родной город и жила там с детьми. Там убита, там и будет похоронена.

И тот фитилёк, что до этого ещё тлел, потух в один миг. Толик не мечтал о том, что когда-нибудь они встретятся, но воспоминания грели душу, а теперь что-то сломалось. И он винил себя в смерти Тамары.

Валентина развешивала на улице пелёнки, когда во двор ввалился пьяный муж

– Понятно. Горбатого могила исправит, – прошептала она и продолжила заниматься своими делами

– Ты, Валь, не трожь меня, ладно? Ты ж не поймёшь, а зацепишь за больное, и я не сдержусь.

– Никак, Тамарку поминал? Туда ей, шалаве и дорога.

Последнее время она старалась себя осаживать, но слова вылетали уже сами по себе, минуя мозг, и всё чаще, ей приходилось платить за это.

Толик остановился, посмотрел с горечью и скривился:

– Ты совсем что ли дура? Ты что, не понимаешь? Это же человеееек, у неё дети остались сиротами! Да куда уж тебе! Ты же, как бревно бесчувственное!

– А то ты, такой душевный, такой понимающий. Чуть баба прикрикнула, сразу под чужую юбку полез! И чего мне эту мразь жалеть? Это вот ей всё вернулось! Эта шлёндра рыжая, хотела моих детей без отца оставить, а оставила своих, да без матери! Бог не Тимошка – видит немножко!

Толик сплюнул и поднялся по ступенькам, ведущим на веранду. Хотелось лечь спать и забыть всё и всех. Но Валентину было не остановить. Слишком долго она молчала и копила внутри тот вулкан, что начал сейчас своё извержение.

Она шла за мужем по пятам, из комнаты в комнату и кричала. Обзывала его самого, его мать и всех родственников. Слова были мерзкие, грязные и противные. Толик открыл непочатую бутылку водки и залпом выпил из горла половину. Голова раскалывалась, хотелось тишины, а Валентина подливала масла в огонь. Визжала, как он постыл и что не любила никогда и в постели ей противно и не мужик он, а тряпка!