Что двигало им, когда он решился показать рисунок ее брату — Оносу Т’лэнну, который и был первым мечом? Онраку никогда не забыть искреннее восхищение Оноса, его удивление и восторг; пожалуй, тот был даже заворожен рисунком… Потом изображение женщины увидели и другие соплеменники. И тоже испытали схожие чувства: Онрак помнил выражение их лиц, но… законы клана были превыше красоты, и нарушителя ожидало строгое наказание.
Онрак так и не узнал, приходила ли Килава взглянуть на свой портрет. Если да, то разгневалась ли она? Или сумела понять, что художник вложил в рисунок всю кровь своего сердца?
«Вот я и добрался до самого последнего воспоминания».
— Я всегда пугаюсь, когда ты надолго замолкаешь, — сказал Трулль Сенгар.
— Я вспомнил ночь накануне Ритуала, — ответил ему Онрак. — Все происходило неподалеку от того места, где мы с тобой сейчас стоим. Меня ожидало изгнание из клана.
— А почему соплеменники не казнили тебя?
— Казнь считалась слишком легким наказанием. Меня же отсекли от корней. Заклинатель костей утверждал, что якобы это я пробудил четырех яггутских тиранов, которые сговорились между собой и готовились сообща двинуться на т’лан имассов. Они потом и впрямь напали, разрушив наш край до неузнаваемости.
Тисте эдур огляделся вокруг. Ему было трудно поверить в рассказ о страшных разрушениях. Похоже, здесь только и занимались созиданием: возделывали поля, рыли оросительные каналы, строили дома. А горы и холмы — они со временем разрушаются и без всяких яггутов.
— Последнюю ночь я провел возле изображения Килавы, — продолжал Онрак. — Ясное дело, в темноте. Я уже ощущал себя изгнанником. Мне не позволили оставаться там, где спали мои соплеменники. Бывшие соплеменники. И тогда я отправился в ту пещеру. А потом вдруг почувствовал чье-то прикосновение. Нет, не призрака. Живого тела. Необычайно нежного. Это не была моя жена; та одной из первых отвернулась от меня, обвинив в предательстве клана. Я понятия не имею, что за женщина явилась ко мне во тьму пещеры…
«Может, Килава? Этого я не знаю и вряд ли когда-нибудь узнаю. На рассвете, еще до начала обряда, Килава покинула клан. Она отвергла Ритуал, но не просто исчезла, а сперва убила всю свою родню. Всех, кроме Оноса. Тот был искусным воином и сумел отразить ее нападение.
И все-таки, была ли это Килава? Если да, значит она обнимала меня окровавленными руками. Потом, когда я увидел следы, то подумал, что в темноте мы случайно опрокинули горшок с охрой. Значит, это была не охра, а засохшая кровь, и Килава бежала от Оноса ко мне? В пещеру моего позора?
Но мы были там не одни. В самый разгар наших любовных утех вдруг появился кто-то еще. Может, он умел видеть в темноте и разглядел то, чего не видел я?»
— Дальше можешь не рассказывать, — тихо произнес Трулль Сенгар.
«Ты прав. Будь я смертным, ты бы увидел сейчас на моих глазах слезы. Ты боишься их увидеть, потому и попросил остановиться. Ты ощущаешь мое горе, Трулль Сенгар. И в то же время тебе любопытно, почему я принес такую клятву…»
— Тропа предательства не заросла и поныне, — сказал Онрак.
— И потому ты с наслаждением убиваешь, — слегка улыбнулся Трулль Сенгар.
— Мое искусство обрело новое выражение, Трулль. Оно не захотело оставаться втуне. — Т’лан имасс повернулся к своему спутнику. — Но кое-что переменилось. Я уже не могу продолжать охоту на предателей. Мне нужно, чтобы и ты испытывал схожее желание.
Трулль поморщился.
— Меня это тоже не вдохновляет, как прежде. Можешь мне поверить, Онрак. Однако эти отступники предали мой народ, и я должен узнать все, что только возможно. Нам следует их найти.
— И поговорить с ними.
— Да, вначале разузнать как можно больше. А потом ты их убьешь.
— Вряд ли у меня это получится. Я весь покалечен. Не забывай, Монок Ошем и Ибра Голан идут по нашему следу. Этого уже достаточно.
— Их всего лишь двое? — удивился Трулль Сенгар.
— Мне бы сейчас с двоими справиться.
— А далеко они от нас?
— Дело не в расстоянии. Оба жаждут мне отомстить, но воздержатся от мести до тех пор, пока… пока я не выведу их на тех, за кем они охотятся с самого начала.
— Ошем и Голан подозревают, что ты тоже примкнешь к отступникам?
— Судя по всему, да.
— А у тебя-то самого есть такое желание?
— Только если ты меня поддержишь, Трулль Сенгарн.
Они шли по самому краю возделанного поля, чтобы не наткнуться на местных жителей. Дорога, которую им пришлось пересечь, была совершенно пуста. Потом поля закончились, и потянулась холмистая равнина, поросшая желтоватой травой. Деревьев тут почти не было, а те, что изредка попадались, почему-то росли над оврагами.
Впереди виднелась зубчатая цепь невысоких холмов, вплотную примыкавших к скалам. Это было весьма памятное, можно сказать, знаменательное место. Именно отсюда т’лан имассы начали крушить пласты льда, дабы защитить священные города, потаенные пещеры и каменоломни. Теперь в этих пещерах лежало оружие павших.
«И отступники наверняка попытаются завладеть этим оружием».