Дом Весталок

Бетесда неохотно поднялась из-за колонны, за которой сидела, скрестив ноги, и подчёркнуто неторопливо направилась к дому. Движения её навели меня на мысль о распускающемся цветке. Луций Клавдий, провожавший её взглядом, заметно глотнул. Не он первый, не он последний.

— У тебя очень красивая рабыня, — тихонько сказал он.

— Благодарю, — ответил я, надеясь, что Луций Клавдий станет исключением среди моих состоятельных посетителей и не предложит мне её продать.

Как оказалось, надеялся я зря.

— Может, ты согласишься…

— Нет, Луций Клавдий.

— Но ты даже ещё не слышал…

— Говорю тебе, об этом не может быть и речи. Я скорее соглашусь продать своё лишнее ребро.

Он понимающе кивнул, но при последних словах недоумённо сдвинул брови.

— Лишнее ребро?

— А, шутка такая. Не обращая внимания. Народ, к которому принадлежал отец Бетесды, верит, что их бог Яхве сотворил первую женщину из ребра, которое вынул у первого мужчины. Якобы поэтому у некоторых мужчин с одной стороны на одно ребро больше, чем с другой.

— В самом деле? — Луций беспокойно ощупал себя; но изрядный слой жирка вряд ли позволил ему нащупать рёбра.

Я отпил глоток и улыбнулся. Всякий раз, когда Бетесда рассказывает мне эту легенду, я в притворном испуге хватаюсь за бока и принимаюсь якобы стонать от боли; Бетесда обижается, и в конце концов мы оба хохочем, как ненормальные. Во что только люди ни верят. Впрочем, эта легенда ничуть не более странная, чем те, что Бетесда узнала от своей матери-египтянки — о богах с телом человека и головою шакала или о ходящих на задних ногах крокодилах. Если только эта еврейская легенда не врёт, их бог и в самом деле очень могущественный. Даже наш Юпитер никогда не создавал ничего хотя бы вполовину столь прекрасного, как Бетесда.

Однако довольно я хлопотал вокруг этого Луция Клавдия, пытаясь помочь ему преодолеть робость. Пора переходить к делу.

— Что привело тебя ко мне?

Он замялся.

— Ты, наверно, сочтёшь меня глупцом…

— Ни в коем случае, — уверил я его, подумав, что, скорее всего, сочту.

— Позавчера — а может, три дня назад? Не помню точно; помню только, что это было на следующий день после майских ид…

— Тогда позавчера. — Краем глаза я заметил, что Бетесда вышла из дому и теперь стояла в тени портика, ожидая, пока я её позову. Я сделал ей знак оставаться на месте. Ещё чаша могла бы развязать Луцию язык; но он уже и без того мямлил и путался. — Так что же произошло позавчера?

— Мне случилось быть тут по соседству — не именно тут, на Эсквилине, а внизу, в Субуре…

— Да, Субура весьма интересный район, — поддакнул я, пытаясь сообразить, что может быть привлекательного в убогих улочках для человека, живущего, по всей вероятности, в роскошном особняке на Палатине. Игорные притоны? Публичные дома? Или же головорезы, готовые за хорошую и не очень плату прикончить кого угодно?

— По правде говоря, Гордиан, — сказал Луций Клавдий с тяжёлым вздохом, — мне просто нечем себя занять. У меня нет склонности ни к политике, ни к философии; на Форуме я чувствую себя совершенно бесполезным. Я пытался перебраться за город, но и фермер из меня никудышный; вид пастбищ и полей наводит на меня скуку. Я не люблю также приглашать к себе гостей — собирать у себя в доме массу чужих людей, каждый из которых вдвое умнее меня, и потом ломать голову, чем их развлечь, и о чём с ними говорить, чтобы не ударить перед ними лицом в грязь — всё это так утомительно и скучно. Чем бы я ни занялся — всё рано или поздно мне непременно наскучит.

— И что же? — спросил я, подавляя зевок.

— Поэтому я просто брожу по городу целыми днями. Хожу в Тарентум[19], где старики окунаются в горячие источники, пытаясь вернуть суставам былую гибкость. На Марсово поле, где тренируют коней для скачек. Вдоль берегов Тибра — на рыбные рынки и мясные рынки, и на рынки, где торгуют иноземными товарами. И туда, где идёт стройка. Слушаю, как женщины, пришедшие за покупками, торгуются с продавцами; как подрядчик препирается с каменщиками; как женщины, выглядывающие из окон борделей, захлопывают ставни при виде компании подвыпивших гладиаторов. Я люблю смотреть, как люди работают. Они точно знают, что делают и зачем. Они заняты делом и не знают скуки. Ты понимаешь меня, Гордиан?

— Думаю, что понимаю, Луций Клавдий, — ответил я.

— Тогда ты поймёшь, почему меня так тянет в Субуру. Там бурлит жизнь. Ты просто чувствуешь её, буквально нюхом чуешь — страсти, желания, пороки. Теснящиеся друг к другу переполненные дома, непривычные запахи — жизнь, которая разыгрывается перед твоими глазами! Узкие извилистые улочки; полутёмные даже в полдень сырые проулки. Из окон верхних этажей над лавками слышно, как спорят, смеются, занимаются любовью! Какое притягательное место Субура — загадочное, полное тайны!

— Ну уж в нищете-то нет ничего таинственного, — заметил я.

— Есть, — ответил Луций Клавдий; и я не стал спорить, подумав, что для него, пожалуй, что и есть.

— Расскажи мне подробно, что произошло позавчера, ни следующий день после ид.

— Сейчас. Но ты, кажется, посылал девушку за вином?