Домби и сын

Около этого времени, благополучно и по всмъ классическимъ формамъ, совершилось великое полугодичное торжество, которое по обычной синтетической метод устроили въ своемъ заведеніи д-ръ Блимберъ и м-съ Блимберъ. Молодые люди, имвшіе счастье получать образованіе подъ ихъ просвщеннымъ руководствомъ, благовременно, какъ и слдуетъ, получили литографированные билетики съ покорнйшей просьбой пожаловать въ такой-то день на вечерній балъ, который, по обыкновенію, откроется кадрилью въ половин восьмого по полудни. Затмъ вс джентльмены, переполненные схоластическою мудростью, должны были разъзжаться по домамъ, чинно и важно, не обнаруживая никакихъ слдовъ буйнаго веселья, свойственнаго невоспитанной черни. М-ръ Скеттльзъ регулярно каждый годъ отправлялся на каникулы за границу, чтобы придавать новую красу имени своего достопочтеннаго родителя сэра Барнета Скеттльза, который этимъ временемъ получилъ дипломатическое назначеніе при одномъ изъ иностранныхъ дворовъ, къ великому наслажденію своихъ степенныхъ земляковъ и даже землячекъ, бывшихъ въ необыкновенномъ восторг отъ популярности сэра Барнета и супруги его, леди Скеттльзъ. М-ръ Тозеръ, молодой джентльменъ, статный и дородный, былъ теперь до того переполненъ классическою мудростью, что могъ, при случа, не заикаясь пересчитать вс древнйшія, среднія и новйшія изданія Цицерона и Сенеки съ варіантами и аппендиксами и, ужъ само собою разумется, имлъ о современной Европ вообще и объ Англіи въ особенности такія же познанія, какъ природный римлянинъ временъ Траяна и Веспасіана. М-ръ Тозеръ имлъ похвальное обыкновеніе каждую фразу скрплять классической цитатой изъ любимаго писателя, и трудно было бы передать наивный восторгъ его сердобольныхъ родителей, не слышавшихъ подъ собою земли, когда ученый юноша лелялъ ихъ уши полновсными гекзаметрами и ямбическими виршами самой звучной и темной натуры. Точно также нельзя изобразить тлннымъ перомъ тоскливой грусти батюшки и матушки бднаго м-ра Бриггса, познанія котораго походили на дорожный багажъ, уложенный такою неискусною рукою, что при случа въ немъ нельзя было доискаться самой необходимой вещи. Вообще этотъ джентльменъ немного полакомился древомъ классическаго знанія, и плоды, имъ собранные, были горьки и кислы. М-ръ Байтерстонъ во всхъ отношеніяхъ былъ очень счастливъ, и, если сказать правду, едва ли не счастливе самого м-ра Бриггса: положенный подъ прессъ классическаго станка, онъ, съ необыкновенной быстротой, выдавливалъ изъ своего мозга самыя благовонныя испаренія, которыя однако съ такою же быстротою исчезали невозвратно, какъ скоро переставалъ на него дйствовать форсированный аппаратъ. Теперь м-ръ Байтерстонъ халъ въ Бенгалію, и можно было держать какое угодно пари, что морской воздухъ совершенно освжитъ его голову, и онъ, еще не дозжая до мста, ршительно забудетъ, что есть на свт вещь, которую зовутъ латинской грамматикой.

— Милостивые государи! Наши лекціи имютъ теперь начаться въ слдующемъ мсяц, двадцать пятаго числа.

Эти слова д-ръ Блимберъ провозгласилъ утромъ того счастливаго дня, который долженъ былъ окончиться классическимъ баломъ. На этомъ, однако, сверхъ всякаго чаянія, д-ръ Блимберъ не остановился. Бросивъ на собраніе самодовольный классическій взоръ, онъ продолжалъ такимъ образомъ:

— Милостивые государи! Почтенный другъ нашъ Цинцинатъ, по достославномъ окончаніи военныхъ и гражданскихъ подвиговъ на служб отечеству, удалился изъ сената на свою скромную мызу съ тмъ, чтобы въ спокойствіи и мир наслаждаться сельскими занятіями. Это вы знаете, милостивые государи! Равномрно вамъ небезызвстно, что Цинцинатъ, изъ среды гражданъ, не представилъ сенату ни одного римлянина, котораго онъ счелъ бы нужнымъ удостоить титуломъ своего преемника. Но вотъ, милостивые государи, вотъ благородный римлянинъ, — говорилъ д-ръ Блимберъ, возложивъ руку на плечо Фидера, магистра всхъ искусствъ, — adolеs cens imprimis gravis et doctus, мужъ, нарочито важный и ученый. Милостивые государи, будущія ваши занятія, какъ я сказалъ, начнутся въ слдующемъ мсяц двадцать пятаго числа, подъ наблюденіемъ м-ра Фидера, магистра всхъ искусствъ.