Домби и сын

— Я оставлю карточку для друга моего Домби, — сказалъ кузенъ Фениксъ, — и буду искренно увренъ, что онъ съ каждымъ часомъ станетъ укрпляться въ сил и здоровьи. Другъ мой Домби, я надюсь, благоволитъ считать меня такимъ человкомъ, который проникнутъ удивленіемъ къ его возвышенному характеру относительно… словомъ сказать, къ благородной роли британскаго негоціанта и, просто, честнаго джентльмена. Моя усадьба и деревенскій домъ пришли, что называется, въ плачевное состояніе разрушенія и ветхости; но, если другу моему Домби потребуется перемнить воздухъ и поселиться въ тхъ мстахъ, могу уврить, что во всей Англіи нтъ боле тихаго, свтлаго и совершенно здороваго воздуха, хотя, нужно сказать, нигд еще не найти такой скуки. Если другъ мой Домби страдаетъ тлесными недугами, я бы желалъ порекомендовать ему рецептъ, который былъ для меня чрезвычайно полезенъ во многихъ обстоятельствахъ моей жизни, a должно замтить, жилъ я очень свободно и даже, такъ сказать, нараспашку. Этотъ рецептъ, собственно говоря, состоитъ въ яичномъ желтк, который надобно взболтать въ стакан хересу съ мушкатнымъ орхомъ и сахаромъ и принимать каждое утро съ кускомъ сухой поджаренной булки. Джексонъ, содержавшій въ Бондъ-Стрит номера для боксеровъ, — человкъ отмнныхъ талантовъ, и другъ мой Гэй, разумется. знакомъ съ нимъ, — Джексонъ совтуетъ вообще въ экстренныхъ случаяхъ замнять хересъ ромомъ; но я лучше другу моему Домби рекомендую хересъ, такъ какъ, при его состояніи, ромъ могъ бы броситься въ голову и произвести, словомъ сказать, воспаленіе.

Отъ всего этого кузенъ Фениксъ разгружался съ весьма значительными затрудненіями, и физіономія его обнаруживала очевидное разстройство. Когда онъ всталъ съ мста, чтобы идти къ дверямъ, его ноги изъявили ршительное желаніе двигаться къ саду, и владлецъ ихъ едва побдилъ такое заносчивое упрямство. Наконецъ, кузенъ Фениксъ подалъ руку Флоренс и вышелъ съ нею къ подъзду, гд стояла карета, въ которую, вмст съ ними, слъ и Вальтеръ.

Они хали семь или восемь миль, и были уже сумерки, когда экипажъ катился по скучнымъ и церемоннымъ улицамъ западной части Лондона. Флоренса этимъ временемъ крпко держала Вальтерову руку, и безпокойство ея, по-видимому, увеличивалось всякій разъ, какъ они възжали въ новую улицу. Наконецъ, карета остановилась въ Брукъ-Стрит, передъ тмъ самымъ домомъ, гд ея отецъ пировалъ свою несчастную свадьбу.

— Что это значитъ? — спросила Флоренса. — Кто здсь живетъ?

Вальтеръ не отвчалъ ничего и только пожалъ ея руки.

Обводя взоромъ фасадъ, Флоренса увидла, что окна во всхъ этажахъ закрыты наглухо, какъ будто домъ былъ необитаемъ. Между тмъ, кузенъ Фениксъ вышелъ изъ кареты и предложилъ ей руку.

— Ты не выйдешь, Вальтеръ?

— Нтъ, я останусь здсь. Не бойся, мой другъ, сейчасъ ты увидишь, что страхъ твой напрасенъ.

— Знаю, Вальтеръ, бояться мн нечего, когда ты такъ близко, но…

Дверь тихонько отворилась, безъ стуку и безъ звонка, и кузенъ Фениксъ вошелъ съ своей спутницей въ душный и скучный домъ. Казалось, онъ ни разу не отворялся со времени несчастной свадьбы и служилъ съ того времени постояннымъ пріютомъ для мрака затхлой атмосферы.

Флоренса не безъ страха взошла наверхъ по темной лстниц и остановилась подл гостиной. Кузенъ Фениксъ отворилъ дверь и, не говоря ни слова, сдлалъ знакъ, чтобы она вошла и попросилъ ее идти впередъ, между тмъ какъ онъ останется за дверью. Флоренса повиновалась.

Въ углубленіи комнаты, за столомъ, при тускломъ свт лампы, сидла какая-то леди, вся въ черномъ, съ перомъ или карандашомъ въ рук. Флоренса нершительными шагами подвигалась впередъ и вдругъ остановилась, какъ будто прикованная къ мсту. Леди поворотила свою голову.

— Великій Боже! — сказала она. — Что это значитъ!

— Нтъ, нтъ! Не подходите!.. — вскричала Флоренса, отскакивая назадъ, когда леди встала съ своего мста. — Маменька!

Он об были неподвижны, съ глазами, устремленными другъ на друга. Гнвъ и гордость избороздили лицо этой особы; но все же она — Эдиь, прекрасная и величественная теперь, какъ и всегда. Лицо Флоренсы, изумленное и робкое, выражало сожалніе, грусть, благодарную нжную память. На томъ и другомъ лиц въ живйшихъ краскахъ изображались удивленіе и страхъ. Об женщины, неподвижныя и безмолвныя, смотрли одна на другую черезъ мрачную пропасть непреложныхъ событій пройденной жизни.

Флоренса измнилась первая. Слезы градомъ полились изъ ея глазъ, и она сказала отъ полноты сердца:

— О, мама, милая мама! зачмъ мы встрчаемся такъ? зачмъ вы были всегда такъ добры ко мн, когда еще ничмъ не подготовлялась эта встрча!

Эдиь стояла передъ ней безъ движенія и безъ словъ. Ея глаза были устремлены на ея лицо.

— Я не смю объ этомъ думать, — говорила Флоренса, — я только что оставила болзненный одръ своего отца. Мы теперь неразлучны и впередъ не разлучимся никогда. Если вы хотите, милая мама, чтобы я просила за васъ прощеніе, — я буду просить и почти уврена, что онъ не откажетъ въ просьб своей дочери. Богъ пошлетъ утшеніе вашей страждущей душ!

Эдиь не отвчала.